А. Гельфер. Охрана здоровья рабочих подростков.

М. Вольфсон. Очерки обществоведения.

Н. Евреинов. Оригинал о портретистах.

К. Гольдони. Комедии (том второй).

О. Шпенглер. Прусачество и социализм.

А. Белый. Поэзия слова.

А. Бригин. Оргийный хмель.

К. Гамсун. Соль земли.

Е. Корж. Устройство охотничьих заказников.

Г. Зиновьев. Четвертый Конгресс Коминтерна.

К. Каутский. Общественные инстинкты.

С. Лурье. Антисемитизм в древнем мире.

З. Коценельбаум. Денежное обращение.

Обвинительное заключение по делу эсеров.

С. Первушин. Вольные цены и покупательная сила рубля в 1917–1921 гг.

П. Керженцев. Принципы организации.

Е. Браудо. Ницше – философ-музыкант.

А. Белый. О смысле познания.

В. Белов. Американизация русских железных дорог.

Архив истории труда в России (книга пятая).

В. Вудд. Мировая катастрофа и немецкая философия.

Далее следовали доставленные Троцкому последние номера журналов и подшивки газет: «Современное обозрение», «Красный печатник», «Промышленность и торговля», «Техника и экономика», «Пролетарий», «Юный пролетарий», «Красный командир», «Красная артиллерия», «Еженедельник петроградских академических театров», «Красная Армия», «Коммунистическая революция», «Торговый бюллетень», «Красный воин», «Театр», «Борец за коммунизм», «Октябрь», «Книга и революция», «Красная казарма», здесь же «Социалистический вестник», который меньшевики начали издавать в Берлине{625}.

Думаю, что даже неполный список книг, журналов и газет, которые выходили в Республике через пять лет после Октябрьской революции, свидетельствует о разнообразии интересов одного из архитекторов русской революции. Это интеллектуальное богатство российской культуры Троцкий искренне стремился направить на трансформацию революции в сторону, по его выражению, «культурничества». Именно поэтому он всячески пытался провести революцию быта, обрядности, речи. В своей книге «Вопросы быта», вышедшей в 1923 году (позднее она вошла в двадцать первый том собрания его сочинений), Троцкий писал: «В чем наша задача ныне, чему нам нужно научиться в первую голову, к чему стремиться? Нам нужно научиться хорошо работать: точно, чисто, экономно. Нам нужна культура в работе, культура в жизни, культура в быту. Господство эксплуататоров мы, после длительной подготовки, опрокинули рычагом вооруженного восстания. Но нет такого рычага, чтобы сразу поднять культуру. Тут нужен долгий процесс самовоспитания рабочего класса, а рядом с ним и вслед за ним и крестьянства»{626}.

Троцкий, зная о скептическом отношении значительной части интеллигенции, не принявшей Октябрьскую революцию, к этим «культурническим планам», с сарказмом отвечает: «В своем практическом осуществлении революция как бы ”разменялась“ на частные задачи: надо починить мосты, учить грамоте, понижать себестоимость сапога на советской фабрике, бороться с грязью, ловить мошенников, проводить электрические провода в деревню и пр. и пр. Некоторые интеллигентские пошляки, из тех, у которых мозги набекрень (они считают себя по сей причине поэтами или философами), уже заговорили о революции тоном великолепного снисхождения: учиться, мол, торговать (хи-хи) и пришивать пуговицы (хе-хе). Но предоставим пустобрехам брехать в пустоте…»

Троцкий продолжает: «Социалистическое строительство есть плановое строительство величайших масштабов. И через все приливы и отливы, ошибки и повороты, через все извилины НЭПа партия преследует свой большой план, в духе этого плана воспитывает молодежь, учит каждого связывать свою частную функцию с общей задачей, которая требует сегодня тщательно пришивать советскую пуговицу, а завтра – бесстрашно умирать под знаменем коммунизма»{627}.

Думаю, что в этом достаточно пространном фрагменте изложена не только «культурническая» программа Троцкого (да и в значительной мере партии), но и цель воспитания подрастающих поколений: готовность «бесстрашно умирать под знаменем коммунизма». Мираж мировой революции всегда был перед мысленным взором этого человека. Эта программа целиком совпадала с ленинскими мыслями о воспитании молодежи в коммунистическом духе, высказанными на III съезде РКСМ.

Троцкий не только формулировал программы, выдвигал лозунги, но и предельно ясно их конкретизировал, выделяя главные звенья «культурничества»: борьба против алкоголя, сквернословия, пережитков в семье, дурных привычек, хамства. В начале лета 1923 года, когда Троцкий находился в отпуске, состоялся Пленум Центрального комитета. Его реакция на одно из решений Пленума была весьма красноречивой:

«С. секретно.

Членам ЦК

Членам ЦКК

На последнем Пленуме снова, как оказывается, поставлен вопрос о допущении свободной продажи питей (имеются в виду алкогольные напитки. – Д. В.) в фискальных целях, – вопрос, который я считал погребенным. Ввиду огромной важности дела и той исключительной ответственности, которую берут на себя инициаторы постановки его, считаю необходимым высказаться письменно…

Для меня совершенно бесспорно, что наш бюджет может держаться только на успехах сельского хозяйства, промышленности и внешней торговли (экспорт хлеба, леса и пр.). Попытка перенести бюджет на алкогольную основу есть попытка обмануть историю, освободив государственный бюджет от зависимости наших собственных успехов в области хозяйственного строительства… Рабочий класс в целом чувствует себя в состоянии подъема. Если сюда врежется алкоголь – все пойдет назад, вниз…»{628}.

Но, судя по всему, это письмо Троцкого, который сам был непьющим человеком, не возымело никакого действия.

В своей статье «Водка, церковь и кинематограф» Троцкий пишет: «Революция унаследовала ликвидацию водочной монополии, как факт, и усыновила этот факт, но уже по соображениям глубокого принципиального характера… Ликвидация государственного спаивания народа вошла в железный инвентарь завоеваний революции… И хозяйственные наши и культурные успехи будут идти параллельно с уменьшением числа ”градусов“. Тут уступок быть не может»{629}.

Троцкий проницательно указывал, что вопросы «культурничества» – это еще и сосредоточение внимания «на угнетенном положении женщины-хозяйки, матери, жены». В статье «Строить социализм – значит освобождать женщину и охранять мать» он отмечает: «С тяжестью и беспросветностью судьбы женщины-крестьянки, и не только из бедной, но и из средней семьи, не сравнится, пожалуй, и сегодня еще никакая каторга. Ни отдыха, ни праздника, ни просвета!»{630}

Троцкий понимает, что без общего подъема культуры социализм немыслим: «Туберкулез, сифилис, неврастения, алкоголизм – все эти болезни и многие другие широко распространены в массах населения. Надо оздоровлять нацию. Без этого немыслим социализм. Надо добираться до корней, до источников. А где источник наций, как не в матери? Борьбу с беспризорностью матери – на первое место!»{631} Троцкий видит, что революция в быту охватывает множество сфер, участков, областей: семья, язык, привычки, грамотность, общение, «смычка» города и деревни, кинематограф, торговля, печать, школа, литература, искусство…

На собрании рабочих обувной фабрики «Парижская коммуна» приняли решение «уничтожить ругань», а тех, кто не подчинится, – «воспитывать газетой и штрафом». Троцкий тут же откликается статьей в «Правде», озаглавленной «Борьба за культурность речи». Здесь он, как всегда, попытался дать классовое объяснение сквернословию на Руси. «В российской брани снизу, – пишет Троцкий, – отчаяние, ожесточение и прежде всего рабство без надежды, без исхода. Но та же самая брань сверху, через дворянское, исправницкое горло, являлась выражением сословного превосходства, рабовладельческой чести, незыблемости основ… Два потока российской брани – барской, чиновницкой, полицейской, сытой, с жирком в горле, и другой – голодной, отчаянной, надорванной, – окрасили всю жизнь российскую омерзительным словесным узором»{632}. Троцкий, всячески поддерживая почин рабочих фабрики, идет дальше, ставя вопрос о чистоте речи, ее ясности и красоте.

Очень часто Троцкий, решительно выступая против дремучего, невежественного, темного, архаичного, явно переоценивал возможности революционной «цивилизации». Так, например, он не раз выступал устно и в печати за «новую советскую обрядность». Родившаяся «революционная символика рабочего государства, – писал Троцкий, – нова, ясна и могущественна: красное знамя, серп и молот, красная звезда, рабочий и крестьянин, товарищ, интернационал. А в замкнутых клетках семейного быта этого нового почти еще нет…» Далее Троцкий советовал поддерживать все новое, что рождается в бытовой обрядности. «Есть среди рабочих движение за то, чтобы праздновать день рождения, а не именины, и называть новорожденного не по святцам, а какими-либо новыми именами, символизирующими новые близкие нам факты, события или идеи. На совещании московских агитаторов я впервые узнал, что новое женское имя Октябрина приобрело уже до известной степени права гражданства. Есть имя Нинель (Ленин в обратном порядке). Называли имя Рэм (революция, электрификация, мир). Способ выразить связь с революцией заключается также и в наименовании младенцев именем Владимир, а также Ильич и Даже Ленин (в качестве имени), Роза (в честь Люксембург) и пр. В некоторых случаях рождение отмечалось полушутливой обрядностью, ”осмотром“ младенца при участии фабзавкома и особым протокольным