«[Амдерминцы] так хорошо здесь жили, да, они просто жили в том, что мы вот там, живя в округе, да, мы там не видели, что здесь было. А потом, когда все это угасало, это все на их глазах, и это все они переживали. <…> Это только обида, обида у них. Просто мне сказали, что: „Вы поедете, там люди будут обиженные, которые на то, что…“ Я говорю: „Ну с одной стороны, ну что сделаешь?“ Может быть, откроют Северный морской путь, вот этот хотят открыть через Амдерму, может быть, ее возобновят. <…> Ну одно время просто, да, власти как-то забыли про Амдерму. Все другие какие-то поселки, деревни там как-то процветали» (библиотекарь, ок. 1968 г. р.).

Нарративное поведение жительницы Амдермы, относительно недавно переехавшей в поселок, можно определить как second hand ностальгию – практику фольклорного усвоения, интериоризации и воспроизводства основных структурных элементов локальной ностальгической традиции рассказчиками, не наблюдавшими и не переживавшими описываемые события198. Подобные ностальгические нарративы для людей, лично не заставших расцвета Амдермы, не в меньшей степени выступают средством позиционирования себя в окружающем социальном и материальном ландшафте (например, как субъекта, чей выбор места проживания осознан и приемлем), но также инкорпорируют интерпретацию «извне»: объяснение, почему жители Амдермы эмоционально переживают драматическое изменение статуса поселка199. Разрыв интимной связи между советским населением Амдермы и теми агентами, которые обеспечивали нормальный порядок жизни, порождает аффект, «обиду»: «власти как-то забыли про Амдерму», и поэтому люди «обиженные». Это интервью – чуть ли не единственный случай, когда агент, ответственный за угасание Амдермы, определяется – в данном случае как «власти»; в других рассказах фокус повествования смещается на то, какие связи должны были распасться, чтобы поселок пришел к нынешнему состоянию. Помимо неоднократно упомянутых воинских частей, принципиальным стало падение инфраструктуры морского порта.

«И я работала кладовщиком, у нас приходил тут корабль за кораблем, у нас столько было контейнеров! <…> У меня приходило вот за период навигации по 150 трехтонных контейнеров с продуктами. Представляете, сколько, это самое? Днем и ночью работали на разгрузке корабля. <…> А потом стало вот это, военных отсюда увели, потом уже и морской порт. В морском порту было 150 человек, работало вот у них. Ну, потом уже морской порт как бы развалился, только приходил корабль, и они тут разгружали, и все» (хозяйка магазина 1952 г. р.).

«Соб.: Слушайте, ну Амдерма-то вообще на Северном морском пути?

Инф. (сотрудник ДЭС, 1976 г. р.): Да, ну вот он этот путь Северный морской. Мимо проходит. Тут же порт был тоже ж как такого значения раньше. Раньше тут этот рейд был, как Сабетта, вот на рейде 10 кораблей стоит, и иллюминация такая над морем. Нам эти мужики рассказывали: на моторках вон в речку не мог зайти. На моторке не мог, потому что постоянно баржи шли».

Образы морского порта, перегруженного множественными судозаходами, и судов, круглосуточно встающих под разгрузку, являются конвенциональными метафорами эпохи изобилия и отсылают к роли Амдермы в системе функционирования Севморпути – ее положению на пересечении потоков200. Физическое разрушение («развал» и последующая распродажа) инфраструктуры входа/выхода на Севморпуть – материального выражения связи Амдермы с государством – переживается особенно болезненно, так как именно через морской порт, в рамках особого режима снабжения, осуществлялась забота государства о поселке. Соответственно, и ожидания изменений ситуации – тот самый идеальный сценарий будущего, зародыш которого содержится в ностальгических нарративах – завязан на возвращение военных или на «открытие» Севморпути, воображаемого сейчас в соответствии с его прошлой советской конфигурацией201. Неопределенное будущее таким образом получает хотя бы минимальную определенность, а Амдерма – минимальную надежду на продолжение жизни: «Может быть, откроют Северный морской путь, вот этот хотят открыть через Амдерму, может быть, ее возобновят».

Интимные связи Амдермы с телом государства манифестировались посредством соседства с воинскими частями, функционирования элементов инфраструктуры СМП и других организаций хозяйственного освоения территории – и именно эти связи были смыслом и целью (значением, raison d’être) создания и существования поселка. Исключительный порядок повседневности, снабжения и коммунальной инфраструктуры Амдермы производил и подтверждал ее особую роль в государственной программе освоения Севера. Разрыв этих связей не только нарушил нормальный порядок жизни, восстановление которого осуществляется в ностальгических нарративах, но и привел к принципиальному кризису значения Амдермы – к ситуации, когда жители поселка не могут сформулировать ответ на вопрос, который они, памятуя былую важность Амдермы, не могут не задавать: «зачем нужна Амдерма?».

«Когда мы работали еще на Полярке, на Полярке, и приезжали сюда высокие чиновники из Нарьян-Мара, проводили э… опрос населения, то есть они встре… встречи с населением. Даже не… не… не столько встречи с населением – мы просто собрались толпой и пошли. Пошли спросить: „А зачем мы здесь нужны?“ Ну, вот, поселок рушится, полк оттуда ушел, <нрзб> ушла, значит, АНГРЭ <…> Ушли, ушел, ушел этот, что тут ушел? „Торгмортранс“ ушел, распалось, ну, все распалось, что можно было! Даже Полярка, мы за… перезакрывали. И потом, вот, мы пошли и спросили: „Зачем?“ Нам не… не дали прямого ответа, ну, что „вы нам нужны для того-то, для того“. Мы говорим: „Ну, вот, ребята! Вам содержать нас гораздо дороже, чем нас… нам просто каждому купить по квартире, дать пинка под зад – и мы бы уехали! Ну, зачем? Объясните, зачем? Чтоб мы хоть знали, зачем мы здесь живем!“ „Ну что вы! Вы нужны! Вот, Северный морской путь, вы должны быть!“ Зачем только – непонятно! Ничего, ничего конкретного мы не услышали» (сотрудница МУП «Амдермасервис», ок. 1968 г. р.).

В постсоветскую эпоху социальный и экономический кризис начинается тогда, когда Амдерму покидают («уходят») организации – тогда же начинается кризис легитимности, осмысленности существования поселка, не решенный до сих пор. На данном этапе разрешения этого кризиса жители Амдермы требуют от «высоких чиновников из Нарьян-Мара» – фактически от «властей», от того самого нового посредника между поселком и «Москвой», который еще недавно не мог претендовать даже на статус города. Неопределенные слухи о Севморпути устойчиво связываются с массмедиа (прежде всего телевизионными программами) и с представителями столицы региона: «В Нарьян-Маре мне в департаменте сказали, что, может быть, в планах, что хотят здесь вот Северный морской путь открыть от Амдермы» (библиотекарь, ок. 1968 г. р.). Но неопределенный ответ Нарьян-Мара «Вот, Северный морской путь, вы должны быть!» амдерминцев тем не менее не удовлетворяет. Переживание оставленности, бессмысленности