Шрифт:
Закладка:
Harms E., Hussain S., Shneiderman S. Remote and edgy: new takes on old anthropological themes // HAU: Journal of Ethnographic Theory. 2014. Vol. 4. P. 361–81.
Hussain S. Remoteness and Modernity. Transformation and Continuity in Northern Pakistan. New Haven; London: Yale University Press, 2015.
Kim J. Landscape, Memory, and the «Gaze of Others»: Becoming Nostalgic Subjects in a Post-Ingenio Cuban Village // Asian Journal of Latin American Studies. 2016. Vol. 29. № 4. P. 1–24.
Kitson J., McHugh K. Historic enchantments – materializing nostalgia // Cultural Geographies. 2015. Vol. 22 (3). P. 487–508.
Kojanic O. Nostalgia as a Practice of the Self in Post-Socialist Serbia // Canadian Slavonic Papers. 2015. Vol. 57. № 3–4. P. 1–18.
Laszczkowski M., Reeves M. Introduction. Affect and the Anthropology of the State // Affective States. Entanglements, Suspensions, Suspicions. Edited by M. Laszczkowski and M. Reeves. New York; Oxford: Berghahn Books, 2018. P. 1–14.
Oushakine S. A. Second-hand Nostalgia. On Charms and Spells of the Soviet Trukhliashechka // Post-Soviet Nostalgia. Confronting the Empire’s Legacies. Edited by O. Boele, B. Noordenbos and K. Robbe. New York; London: Routledge, 2020. P. 38–69.
Petrović T. «When We Were Europe»: Socialist Workers in Serbia and Their Nostalgic Narratives // Remembering Communism: Genres of Representation. Edited by M. Todorova. New York: Social Science Research Council, 2010. P. 127–154.
Post-Communist Nostalgia. M. Todorova and Zs. Gille, eds. New York: Berghahn Books, 2010.
Reeves M. Border work: spatial lives of the state in rural Central Asia. Ithaca; London: Cornell University Press, 2014.
Saxer M. Provisions for remoteness: cutting connections and forging ties in the Tajik Pamirs // Social Anthropology/Anthropologie Sociale. 2019. Vol. 27 (2). P. 187–203.
Saxer M., Andersson R. The return of remoteness: insecurity, isolation and connectivity in the new world disorder // Social Anthropology/Anthropologie Sociale. 2019. Vol. 27 (2). P. 140–155.
Schweitzer P., Povoroznyuk O. A right to remoteness? A missing bridge and articulations of indigeneity along an East Siberian railroad // Social Anthropology / Anthropologie Sociale. 2019. Vol. 27: 2. P. 236–252.
Schwenkel C. Post/Socialist Affect: Ruination and Reconstruction of the Nation in Urban Vietnam // Cultural Anthropology. 2013. Vol. 28 (2). P. 252–277.
Scott J. C. Seeing Like a State: How Certain Schemes to Improve the Human Condition Have Failed. New Haven: Yale University Press, 1998.
Ssorin-Chaikov N. The Social Life of the State in Subarctic Siberia. Stanford University Press, 2003.
Strangleman T. The Nostalgia for Permanence at Work? The End of Work and its Commentators // The Sociological Review. 2007. Vol. 55(1). P. 83–103.
Strangleman T. «Smokestack Nostalgia,» «Ruin Porn» or Working-Class Obituary: The Role and Meaning of Deindustrial Representation // International Labor and Working-Class History. 2013. № 84. P. 23–37.
Wilson J. L. Here and Now, There and Then: Nostalgia as a Time and Space Phenomenon // Symbolic Interaction. 2015. Vol. 38 (4). P. 478–492.
Елена Лярская
ГЛАВА 9. НЕ-ОПОРНЫЕ ТОЧКИ?
ВЗГЛЯД НА СЕВМОРПУТЬ ИЗ ИНДИГИ И СЕЯХИ
Северный морской путь? Это далеко! Мы им не мешаем.
ВВЕДЕНИЕ
Обычно, когда речь заходит о Севморпути, все внимание фокусируется на связанных с ним существующих объектах и их истории, политическом или экономическом значении самого этого проекта для различных действующих лиц. Нам как антропологам стало интересно, как выглядит СМП не только из столиц или издавна существующих «великих портов», но и из тех мест, что в советское время «опорными точками» не были, а в новых условиях иметь к СМП какое-то отношение могут. В качестве таких «дополнительных» пунктов мы выбрали два поселка.
Один из них – поселок Индига, находящийся в Ненецком автономном округе (НАО). Индига привлекала нас своеобразием своего положения: с одной стороны, она расположена западнее Карских ворот и, следовательно, не относится к законодательно определенной акватории СМП. С другой стороны, сегодня ее название известно каждому, кто хоть отчасти знаком с актуальной новостной повесткой в этой сфере. В существующем официальном дискурсе Индига описывается как один из главных локусов современного развития проекта: здесь должен возникнуть глубоководный незамерзающий порт, призванный играть важнейшую роль во всей обновленной конструкции Севморпути205.
Второй выбранный нами поселок, Сеяха, находится на полуострове Ямал (в Ямало-Ненецком автономном округе, ЯНАО) и, в отличие от Индиги, в новостную повестку практически не попадает. Зато Сеяха, во-первых, расположена в акватории той части Обской губы, которая законодательно отнесена к СМП, во-вторых, это ближайший постоянный поселок к новейшему российскому арктическому порту Сабетте, и, в-третьих, именно Сеяха оказалась на одном из самых оживленных и круглогодично используемых для перевозки грузов участков сегодняшнего Севморпути – между Сабеттой (строительство которой началось в 2012 г.) и новым портовым терминалом «Ворота Арктики» у Мыса Каменного, который открылся в 2016 г. (за год до нашей полевой работы).
Влияние инфраструктурного развития на локальные сообщества не раз становилось предметом исследования антропологов. Рецепция дискурса развития, идущего рука об руку с тем или иным проектом строительства, может описываться с помощью термина «обещание инфраструктуры» (Harvey, Knox 2015; Appel, Anand, Gupta 2018). Однако реже в центре внимания оказываются сообщества, которых по той или иной причине нацеленные на них обещания не достигают (как в случае Индиги), или ситуации, когда нельзя однозначно судить, можно ли считать данное сообщество дискурсивно включенным в проект (как в случае Сеяхи). В этой главе я сосредоточусь на том, как жители этих поселков взаимодействуют с СМП и представляют его себе, и насколько это отличается от того, что мы увидим в классических «опорных точках» («великих портах» советского Севморпути, см. главу Гавриловой).
Несмотря на все существенные различия между этими поселками, их сравнение между собой оправдано, поскольку, как будет показано ниже, в истории их возникновения, в структуре их населения, в том, как живущие тут люди связаны с окружающей местностью и остальной страной, есть много общего. Хотя оба поселка никогда не были опорными точками СМП, они, как и классические «великие порты» (такие, как Амдерма или Диксон), находятся на арктическом побережье России в труднодоступной местности и тоже появились на карте страны в 1930‐е гг. как прямой результат советской модернизации Севера.
Полевые материалы, легшие в основу данной главы, были собраны
