Пока вертела головой, не заметила ливнёвку и попала в неё каблуком, а затем выдрала его из туфли с мясом, резко дёргая ногой, чтобы высвободиться из западни.

— Бог ты мой, они стоили целое состояние! — запричитала я тут же, рассматривая изуродованную лодочку.

Но Данил никак на это не отреагировал, только подхватил меня на руки вместе с котёнком и молча пошагал дальше, забивая здоровенный болт на то, что оторванный каблук так и остался торчать из решётки слива.

— Может, отпустишь? Я могу идти, — осторожно попросила я, но Шахов только прижал меня к себе посильнее и пробурчал.

— Да помолчи ты уже…

И он следует дальше, пока я, незаметно даже для самой себя, тяну носом в миллиметре от его шеи. М-м, чертов бергамот и ваниль! Внизу живота тут же взрываются петарды, а рот наполняется слюной. Мать моя женщина, я так хочу провести языком по его коже, чуть прикусить, а затем подуть, наблюдая за тем, как он будет жмуриться от удовольствия.

Я спятила!

Совершенно не замечаю, как входим в лифт, но там воздух между нами неожиданно сгущается, дышать становится тяжело и микротоки начинают медленно курсировать по телу, когда я замечаю голодный, мужской взгляд, сконцентрированный на моих губах.

— Данил, — хриплю, когда он всё-таки чуть подаётся ко мне.

Тяжело сглатывает и трясёт головой, словно обдолбанный какой-то знатной дурью, но глаз своих не отрывает.

— Я не трогаю, просто… хочу.

Меня от последнего слова, сказанного так страстно и на выдохе, прицельно лупит молнией прямо между ног. От силы этого удара я чуть приоткрываю рот и набираю полные лёгкие воздуха, но это мало помогает справиться с той бурей, что развернулась внутри меня.

Господи, надо срочно включить мозги! Даже если они уже успели растечься жалкой, непрезентабельной лужицей от его близости.

Давай, Лера, приди в себя!

Лера

Отворачиваюсь и облизываюсь, чувствуя, что горло мгновенно пересохло. А затем выпаливаю первый пришедший в голову вопрос:

— Кто такой Алексей?

С минуту Данил смотрит на меня непонимающе, а затем хмыкает и отвечает.

— Это мой человек из охраны, он на всякий случай круглосуточно дежурил у твоего дома.

— Зачем? — сглатываю и непонимающе качаю головой.

— Что зачем? Ты жила в чёртовой халупе, Лера. Она ни сегодня, так завтра просто бы развалилась от старости. Слава богу, что тебя не было дома, когда твоя рухлядь решила самовыпилиться из этого мира и сгорела к чертям собачьим.

— И?

— Я за тебя переживал, — и такой в мою сторону был брошен тёплый взгляд, что я моментально покрылась предательскими мурашками, а бабочки-тупицы в моём животе мутировали, отрастив вторую пару крыльев.

— Переживал, — ядовито повторила за ним и фыркнула, проклиная себя за эту слабость.

Боже, я непроходимая тупица! Прошу, заткни мне рот!

— Всегда, — припечатывает словом и ещё больше распаляет мою уснувшую ревность.

— Какая умилительная чушь.

— Ты хочешь поговорить об этом?

— Нет, — отворачиваюсь я и прижимаю котейку к пылающим щекам, мысленно повторяя себе как мантру лишь одно — «заткнись, Лера, заткнись, чёрт возьми!».

— Так наша проблема только в том, что я не писал и не звонил тебе с той субботы, верно?

— У меня дом сгорел, а ты всё о себе болтаешь? Тебе корона не жмёт, Шахов?

— У меня девять человек на производстве погибли, Лера. Я потерял больше миллиарда капитала, чуть не угодил за решётку, а ещё спал всего три-четыре часа в сутки, зачастую забывая о еде и воде. Прости, что в этом незначительном круговороте дел я не нашёл времени на тебя, девочка моя.

И мужчина всё-таки замолкает, сжимая губы и поигрывая недовольно желваками. И я тоже молчу. Мне нечего сказать, потому что в его словах слишком много резона. Слишком.

А в следующее мгновение Шахов выходит из лифта, по-прежнему держа меня и кота на руках. Затем останавливается у одной из двух дверей на площадке и только тогда ставит меня на пол.

Достаёт из кармана ключ, а затем отпирает дверь.

Дальше зачем-то снова берёт меня на руки и только тогда переступает порог квартиры.

— Добро пожаловать, — смотрит на меня задумчиво, прижимается лбом к моему лбу, вздыхает. И только тогда опускает меня на оттоманку, что стоит у высокого зеркала в пол.

Гляжу по сторонам и удивлённо приподнимаю брови, когда Данил открывает дверцу скрытого в стене шкафа.

— Кто здесь живёт? — решаюсь спросить я, так как вижу аккуратно стоящую внутри обувь и висящую на плечиках верхнюю одежду.

— Я, — припечатывает Данил, и у меня тут же окатывает трёхметровая волна страха — мутная и вонючая.

— А жена? — задаю этот вопрос, не замечая, как отчаянно тискаю в руках подол его шерстяного пиджака. Мне страшно, чёрт возьми, услышать ответ.

Но Шахов будто бы специально мучает меня. Смотрит долго, пристально и исподлобья, препарируя меня этим острым, тяжёлым взглядом. И только после того, как я почти срываюсь в истерику от отчаяния, он вываливает на меня то, что я вообще была не готова услышать.

— Я живу один, Лера. Уже очень дано. И ты знаешь почему.

Бам! Это ментальная кувалда саданула по мозгам. Но как же так?

— Отомри, — улыбается он криво, а затем спрашивает, — сама разберёшься, что и где или надо показать?

— А ты куда?

— А я съезжу за горшком и едой для твоего зверя.

— Ладно, — киваю, — я справлюсь.

— Сколько ему?

— Месяц.

— Понял.

И через секунду я остаюсь одна, тупо тараща глаза на котёнка, который отвечает мне точно таким же ошарашенным видом. Но сидеть тут в прихожей я не решаюсь и всё-таки встаю, чтобы неуверенно и озираясь, двинуть внутрь квартиры.

Поражённо открываю рот. Просторная кухня-гостиная имеет остекление на две стороны и второй свет, а также выход на террасу, где я вижу плетённую ротанговую мебель. Всё в брутально-мужском стиле — дерево, камень, бетон, минимум декора. Оглядываясь назад, толкаю дверь и попадаю в небольшой спортивный зал — половина пола закрыта матами, с потолка свисает груша и стоит несколько тренажёров для кардио и жима. Делаю шаг назад и толкаю ещё одну дверь — ванная комната с парилкой в самом