– Товарищи офицеры и курсанты, представляю вам своего заместителя по учебной работе. Капитан-лейтенант Стеклов Сергей Витальевич. Прибыл с Северного флота. Проходил службу в должности командира штурманской боевой части атомного подводного крейсера. Прошу любить и жаловать.

Сергей буквально телом ощутил скользящие по нему многочисленные изучающие взгляды.

– Становитесь в строй, Сергей Витальевич, – сказал ему тихо начальник факультета после некоторой паузы.

Стеклов встал на правом фланге рядом с возглавлявшим строй капитаном третьего ранга.

– Сухоткин Игорь Станиславович, – представился тот. – Заместитель начальника факультета по воспитательной работе.

Сергей кивнул в ответ. Внешность Сухоткина очень соответствовала его фамилии. Он был высокий, худощавый и слегка сутулый. Форма на нем сидела мешковато – вроде подогнана по размеру, а все равно как на вешалке. И уголок погона немного отходил. Сергею это сразу бросилось в глаза, так как к форме он всегда относился очень педантично. Но он не решился указать на это своему новому сослуживцу – все-таки они даже не знакомы еще толком – тем более, как он давно заметил, носители подобного рода огрехов в форме, как правило, прекрасно о них знают, но почему-то не считают нужным уделять этому внимание. «…Морскую форму любит, уважает. Опрятен. Общевоинскими Уставами в повседневной деятельности руководствуется…», – вспомнил, мысленно улыбнувшись, Стеклов выдержку из «положительной» характеристики на военнослужащего. На флоте вообще два стандарта характеристик – положительная и отрицательная. Пограничных не существует. Никогда их не составляют так, что вот здесь Иванов Иван Иванович – молодец, а вот здесь – не очень. Он либо молодец, либо негодяй последний. А как иначе? Полумерам в Военно-морском флоте не место.

Распустив строй курсантов, Кречетов подозвал офицеров и по очереди представил их Стеклову.

– Вот, Сергей Витальевич, наши командиры рот, они же начальники курсов: 1-го – капитан-лейтенант Забиякин Олег Александрович; 3-го – капитан-лейтенант Строкин Владимир Николаевич; 4-го – капитан-лейтенант Болдырев Алексей Александрович; 5-го – старший лейтенант Кобзарев Михаил Викторович. Ну, а второй курс в данный момент на корабельной практике в Кронштадте. Там командиром роты старший лейтенант Краснов Борис Евгеньевич.

Стеклов по очереди пожал офицерам руки. Кобзарева он знал еще со времени своей учебы – оба входили в сборную института по плаванию. Михаил был младше Сергея на три года. Он тоже сразу узнал Стеклова и приветливо ему улыбнулся.

На фоне остальных офицеров резко выделялся Болдырев – в первую очередь, крепким сложением: даже под формой видна была его мощная мускулатура; но все же главной отличительной чертой был холодный, с прищуром, взгляд зеленых глаз, слегка высокомерный, оценивающий.

– Что ж, официальную часть можно считать завершенной, – произнес Кречетов, – ближе познакомитесь в процессе служебной деятельности. Товарищи офицеры, если нет вопросов – не задерживаю.

Офицеры разошлись по своим делам, задержался только Кобзарев.

– Какими судьбами? – спросил он Сергея.

– Да так, с начальством не поладил. Потом расскажу как-нибудь… А ты?

– Служил во Владивостоке на противолодочном корабле. Списали с плавсостава по здоровью, на берегу места не нашлось. А здесь старые спортивные связи помогли.

– Ясно. Доволен?

– Здесь служба, сам понимаешь, совсем другая: бирочки, плакатики, казарменная дисциплина и строевая. Зато личного времени теперь непривычно много – это тебе не на корабле без выходных и проходных месяцами сидеть, – потом добавил, улыбаясь: – Мне поначалу даже непривычно как-то было: домой уходишь, и какое-то чувство вины появляется, как будто непозволительно рано ты это делаешь.

– Приобретенный рефлекс, – улыбнулся Стеклов. – А остальные офицеры тоже корабельные?

– Нет. Только я да Строкин. Он, кстати, тоже где-то на Севере служил и тоже подводник. Забиякин с Красновым после выпуска в училище остались, а Болдырев, говорят, до этого где-то в штабе служил и то ли с секретными документами напортачил чего-то, то ли с оружием – история темная, в общем – здесь «спрятался».

К офицерам подошел Сухоткин, протягивая Стеклову ключ.

– Вот, Сергей Витальевич, это от вашего кабинета. Рассыльному команду дадите, чтоб убрался там: кабинет уже давно не открывали.

– Спасибо.

– Ладно, Сергей Витальевич, пойду я – бирочки ждут, – усмехнулся Кобзарев, – потом пообщаемся.

Кабинет Стеклова оказался небольшим, но светлым. Окно выходило на плац. На столе и шкафах с какой-то старинной документацией лежал толстый слой пыли, которая от падающего в окно солнечного света выделялась еще резче. Стеклов пальцем нарисовал на столе змейку, обвел взглядом кабинет и, прикинув, что нужно сделать, позвал рассыльного, чтобы распорядиться насчет уборки; а сам тем временем решил сходить на выпускающую кафедру, познакомиться с ее начальником. 

* * *

Стеклов быстро вник в суть своих дел и обязанностей. Со свойственным ему энтузиазмом окунулся в работу и однажды даже поймал себя на мысли, что некий интерес в ней тоже присутствует. А работы хватало с лихвой. Из-за долгой вакансии на должности дела были изрядно запущены, иногда приходилось задерживаться на рабочем месте.

Заново разрабатывалась рабочая документация факультета, проверялась имеемая. Кроме того, нужно было вникнуть в организацию учебного процесса, дисциплину в курсантских ротах, ближе познакомиться с офицерами. Должность заместителя начальника факультета по учебной работе, в понимании Стеклова, была сродни должности старшего помощника командира на корабле, поэтому скучать не приходилось.

Жаркий, душный июль осадил город. Улицы и дома раскалялись к середине дня. Над дорогами, загруженными автомобилями, висело чадное марево. Кабинет Стеклова был на солнечной стороне. Кондиционер в кабинете отсутствовал. От открытого окна толку не было. Наоборот даже, приходилось занавешивать шторы, спасаясь от солнца.

Чтобы не одуреть от жары, Сергей иногда выходил из кабинета и выборочно посещал занятие какой-либо роты, лично наблюдая за процессом обучения. Позже, обобщив увиденное, он вывел ряд своих требований к командирам рот, старшинам рот и классов.

С курсантами он держался свободно, но строго и, в общем, был для них досягаем, тем более что курсанты, особенно старших курсов, тянулись к нему, интересуясь им как подводником самым что ни на есть настоящим. Он чувствовал это.

К тому времени уже вернулась с практики рота 2-го курса. Стеклов познакомился и с ее командиром, старшим лейтенантом Красновым.

Был он среднего роста, немного нескладный. На лице его, независимо от темы разговора, постоянно присутствовала какая-то блуждающая улыбка. Глаза тоже неспокойные, бегающие. От этого у Сергея сложилось впечатление, что Краснов постоянно что-то скрывает или не договаривает. «Скользкая личность», – даже подумал он однажды, хотя за правило имел никогда не давать преждевременных оценок людям.

В целом же отношения с офицерами складывались нормально. Его прошлое подводника придавало ему весомость в общении не только с курсантами, но и с ними, и с преподавателями на факультете. Начальник факультета тоже ему благоволил, видя, что с заместителем он не прогадал. Так, мало по малу, и на новом месте жизнь