– Какое тебе дело, будет ли у Кимми татуировка? – спросила Наталья.

– Она еще маленькая, – объяснил он. – Татушки – они навсегда, это не то же самое, что поменять цвет волос.

– Я сделала первую татушку, когда была младше нее, – заявила Наталья.

– А все потому, что у тебя отстойная мамаша, которая толком не присматривала за тобой, – сказал Ник, не сводя глаз с экрана. – Хочешь, чтоб ее мать подняла шумиху вокруг программы? Эти люди были добры к тебе.

– Ой, умоляю! – выкрикнула Наталья. – Ты не можешь знать! У тебя что, есть гребаный хрустальный шар, в котором можно видеть будущее?

– Поверь мне, я знаком с такими, как она. Я, можно сказать, вырос среди богатых девушек.

С этого момента спор быстро перерос в ссору. Кимми задумалась, решив вмешаться, но не осмелилась, поскольку слова Ника били в точку. Если она вернется домой с татуировкой, мама с ума сойдет. Дело не только в том, что она – еврейка, и татуировка не позволила бы ей быть похороненной на еврейском кладбище, но и в мнении родительницы, которая всегда говорила: тату – просто-напросто дешевка и разврат.

Если б кто-то пару месяцев назад спросил Кимми, сделает ли она когда-нибудь татуировку, она бы лишь посмеялась. Но сейчас она была одержима идеей вернуться домой совершенно иной девушкой. Совсем как в слегка переиначенном хите Тейлор Свифт: «Прошу прощения, старая Кимми не может подойти к телефону. Почему? Конечно же, потому что она мертва!»[79]

Самым увлекательным в ссоре Натальи и Ника оказались эскалация и внезапное затухание. На пике склоки они стояли лицом друг к другу, бросаясь ругательствами, словно ядерные державы бомбами во время апокалипсиса. Они ругались так громко, что Кимми испугалась, как бы кто-нибудь не вызвал полицию. В какой-то момент Наталья толкнула парня в грудь обеими руками, и он выглядел достаточно взбешенным, чтобы ударить ее, но ничего не сделал. На самом деле именно она пихнула Николаса, причем очень сильно.

Ник посмотрел Наталье в глаза, а с его губ сорвалось:

– Детка, мне очень жаль. Я такой урод. Я так люблю тебя. – А потом он поцеловал ее.

Наталья последовала его примеру, и они вдвоем начали целоваться, как сумасшедшие, что переросло в нечто более серьезное, когда он поднял ее и усадил на кухонный стол, а на пол посыпался дождь из пустых банок «Ред Булл». Кимми, загипнотизированная этим зрелищем, почувствовала грусть, когда они перенесли свой праздник любви в спальню и вернулись лишь десять минут спустя, как будто ничего не случилось. Единственное, что подруга сказала обо всем этом позже: вероятно, Ник прав и Кимми должна подождать с татуировкой, потому что у самой Натальи есть такие татушки, о которых она жалеет.

Кимми кивнула и поблагодарила ее за новую прическу, а затем промямлила, что вызовет «Убер», поскольку ей надо быть в центре до наступления комендантского часа. Наталья крепко обняла ее на прощание и сунула ей в карман полпачки ментоловых сигарет и зажигалку.

Кимми решила попрощаться с Ником, но тот уже вернулся к своей видеоигре и лишь бегло кивнул девушке.

Дожидаясь «Убера» у входа в многоквартирный дом, Кимми прислонилась к «Вольво» Ника и закурила. Она не могла не думать о словах Ника, мол, он рос с такими девушками, как она. Он сказал это так презрительно, что в обычной ситуации она бы обиделась, но сегодня даже не рассердилась. В данный момент она чувствовала, что и сама настроена против того типа девчонок, к которым принадлежала раньше. Наталья и Николас были спокойными и реальными: они говорили все, что хотели, когда хотели и столько, сколько хотели. Она особенно восхищалась тем, что Наталья не позволяла бойфренду указывать, что ей делать и думать, а еще тем, что она была готова наброситься на него и дать парню понять: он ей не хозяин.

Наталья была абсолютной задирой, и Кимми никак не могла насытиться ею.

Вскоре они стали неразлучны. Однажды, когда Ник взял двойную смену в ресторане, он дал Наталье ключи от машины. Девушки поехали в местный торговый центр, купили пиццу и закончили тем, что прокололи друг другу уши с помощью льда и иглы, которую они прокалили на зажигалке «Бик». Они использовали технику, которой в Вегасе Наталью научила ее лучшая подруга, Сара.

Теперь у Кимми было три дырки в правой мочке уха, а у Натальи – семь.

Именно в тот вечер Кимми призналась Наталье в том, что произошло в Нью-Йорке и как она очутилась в Аризоне. Наталья была хорошим слушателем и ни разу ее не перебила, а потом согласилась, что Кимми должна довести до конца свой план: встретиться с Вронским и дать ему почувствовать все на собственной шкуре.

Наталья заявила, что ей нравится быть девочкой, но она часто чувствовала, что у парней все проще. Они могли постоянно валять дурака, а приятели хвалили их, как истинных героев. Но если бы девица трахалась с кем угодно и, не дай бог, наслаждалась сексом, то ее бы назвали конченой шлюхой. Это нечестно. Единственный способ восстановить гендерное равенство – не придавать значения всяким глупостям и не извиняться.

– Если Ник накричит на меня, я буду орать еще громче. Если он ударит меня, я врежу ему еще сильнее.

– Черт возьми, неужели Ник тебя ударил? – спросила Кимми. – Ведь это действительно нехорошо, Наталья.

Наталья поклялась, что Николас никогда ее и пальцем не тронул и стал первым парнем, который не занимался рукоприкладством.

– Ник чист уже некоторое время, но наркоманы всегда непредсказуемы. Кто знает, каков он, когда срывается? Ни в коем случае не стоит терять бдительность. Но что-то мне подсказывает: он не такой.

– Похоже, он по-настоящему любит тебя, – сказала Кимми, не обращая внимания на то, что ее голос звучал мечтательно и задумчиво. Она всегда подмечала, как бойфренд смотрит на Наталью, и, даже невзирая на то, что изо всех сил старалась в эти дни двигаться только вперед, чувствовала в Николасе нечто особенное, напоминающее ей взгляд Дастина, когда они сидели в «Серендипити» за горячим шоколадом. Казалось, это было так давно, но память о нем была ясна, как церковный колокол тихим воскресным утром.

Ее терапевт объяснил, что нехорошо навешивать на воспоминания ярлыки «хорошее» и «плохое», нужно смотреть на них объективно, когда что-то может быть позитивным и негативным одновременно. Поэтому, хотя из-за Вронского она и считала то свидание с горячим шоколадом и Дастином плохим воспоминанием, сейчас Кимми решила, что могла быть неправа: