– А что за программа? – спросил он. – Конечно, это явно не мое дело, поэтому если ты не скажешь мне, то я не обижусь.

– Мама сказала, что у Кимми депрессия. Отец был против лекарств, ну а мне кажется, что в оздоровительном центре довольно интенсивная программа. Если честно, сама не знаю. По словам мамы, Кимми не хочет сообщать подробности, поэтому, когда я звоню ей, мы обсуждаем только ее самочувствие. Вчера она упомянула, что ей уже лучше. Намного. – Лолли не врала: голос сестры звучал более уверенно, хотя все еще был странным. Кимми призналась, что покрасила волосы в фиолетовый, но не смогла прислать фото, поскольку ей не разрешили сделать снимок на телефон.

Лолли была потрясена, услышав это, но мать велела ей быть уверенной, когда она общается с младшей сестрой, поэтому она сказала:

– Потрясающе, Кимми. Уверена, ты выглядишь сногсшибательно.

Кимми добавила, что на групповой терапии познакомилась с одной девушкой, и они стали лучшими подругами. Она также попросила ничего не рассказывать матери, потому что Даниэлла не очень хорошо воспримет новость, что младшая дочь тусуется с бывшей наркоманкой. Еще Лолли заметила стальную резкость в голосе Кимми: ее речь звучала, словно приправленная терапией. Расширение возможностей. Жертвенность. Эмоциональные магистрали. Откровенно говоря, для Лолли все это звучало полной бессмыслицей, поэтому она постоянно соглашалась с сестрой и с нетерпением ждала окончания беседы. Но больше всего ее беспокоило другое: Кимми заявила – она намерена дать отпор Вронскому за то, что он с ней сделал.

– Он должен взять на себя ответственность за содеянное. Я не могу отпустить свою боль, пока он не принесет извинения, которых я заслуживаю.

В том, что говорила Кимми, не было никакого смысла. Да, Вронский виноват в том, что трахнул ее и бросил, но он не принуждал девушку к сексу. Именно она солгала Графу, притворившись, будто она – не девственница. Разве она могла обвинять его в бесчувственности, когда сама была столь неосторожна и опрометчива? Услышанное заставило Лолли почувствовать себя неловко, но она была не в силах выразить это. Возможно, гнев являлся частью психотерапевтического процесса, одной из стадий, которые Кимми предстояло пройти.

Та девушка, что говорила с Лолли по телефону, вовсе не походила на ее младшую сестру, и от этого становилось грустно.

– Я беспокоюсь о ней, Дастин, – продолжала Лолли дрожащим голосом. – Надеюсь, врачи знают, что делают.

– Мне жаль, Лолли, – сдавленно ответил Дастин. – Я понятия не имел, что на тебя навалилось столько. И еще мне жаль, что у Кимми тяжелые времена.

– Сказать ей об этом? – спросила Лолли. – Когда мы будем созваниваться в следующий раз? Я имею в виду, что ты о ней спрашивал.

Дастин ненавидел себя за холодность, но ему нужно было заботиться о собственной безопасности в том, что касалось Кимми. Теперь он знал гораздо больше, чем следовало: какой уж тут комфорт? Парень покачал головой.

– Нет, пожалуйста, не надо. Я пытаюсь оставить все позади и должен жить дальше.

Лолли понимала, что он лжет, обманывая себя, и, не в силах сдержаться, решила, что пора выложить Дастину правду.

– Я в курсе, между вами в ночь вечеринки у Джейлин что-то случилось, но Кимми никогда не рассказывала мне, что именно.

– Ничего. Я пригласил ее на свидание, и она отказалась, – ответил Дастин резче, чем хотел. – Она выбрала Вронского. Конец истории.

– Дастин, да ладно! Не будь таким. Тогда она действительно сказала «да» Графу, но она ему совсем не интересна. В ту ночь между ними ничего не было. – Лолли не лгала, поскольку в те часы между Кимми и Вронским ничего не произошло. Их несчастная ночь случилась за неделю до вечеринки, а Дастина это не касалось.

– Она заявила, что любит его, – возразил Дастин. – Для меня это больше, чем «ничего». Пожалуйста, Лолли. Я уже не хочу говорить. Я просто не могу вернуться в прошлое.

– Выслушай меня, а потом я обещаю, что мы закончим разговор, о’кей? Пожалуйста?

Он вздохнул и кивнул, зная, что заслуживает этого, поскольку сам начал спрашивать о Кимми.

– Сестра очень юная, а из-за соревнований осталась наивной девочкой, не такой, как ее ровесницы. Она не представляла, о чем говорит, когда призналась тебе, что любит его. Она потеряла голову. Любовь – не выключатель, которым можно щелкать туда-сюда. С твоей стороны нечестно обвинять Кимми в неопытности. Конечно, она очень высокого мнения о тебе, и, возможно, если б вы увиделись снова…

Дастин встал так резко, что его стул отлетел назад и с грохотом упал на пол, а Стивен вновь вбежал в комнату.

Дастин с трудом поднял стул и тотчас принялся швырять книги в рюкзак. Ему нужно уйти. Похоже, в комнате не хватает кислорода. Ему нужен воздух.

– Стивен, мне пора. Напиши мне, если нужно, чтоб я что-нибудь для тебя вычитал. Лолли, я понимаю, ты хочешь мне добра, и мне жаль, что я веду себя как ребенок, но я уже никогда не смогу общаться с твоей сестрой. Я надеюсь, что она чувствует хорошо, и, разумеется, я желаю ей лишь всего наилучшего.

Дастин выбежал из пентхауса и испытал легкий приступ паники в лифте. Он воспользовался ингалятором, который всегда носил с собой (впервые за пару месяцев). Сделал два глубоких вдоха, и это помогло отдышаться, но не помогло сердцу, болевшему за девушку, которую он любил, но которая не ответила ему взаимностью.

VIII

Прошло пятнадцать дней с тех пор, как Кимми плакала, и она чувствовала, что заслужила нечто, чтобы отметить это событие. Ведь Наталья на свой тринадцатый «чистый» день получила оранжевый бейдж, а у Ника на брелоке для ключей болтался красный медальон, символизирующий девяносто дней, свободных от зависимости.

С момента первой вылазки чуть больше недели назад они общались почти каждый день. Кимми и Наталья сблизились в тот вечер за изысканными итальянскими блюдами, после того как Ник поставил крест на идее поужинать в ресторанчике «У Рауля», где он работал. Парень сказал, что предпочитает разделять разные стороны своей жизни, а появиться в заведении в качестве посетителя значило дать неверный сигнал коллегам.

После ужина, верная своему слову, Наталья провела два часа, окрашивая длинные светлые волосы Кимми в ярко-пурпурное омбре, переходящие на кончиках в лавандовый. Девушке очень понравилась ее новая прическа, и она призналась, что хочет и татуировку. Наталья ответила, что знакома с парнем, который сделает Кимми такую же, пусть даже еще ей нет восемнадцати. Но Ник, игравший на стоявшем в их крошечной