Шрифт:
Закладка:
И сон сквозь меня и детство сквозь крик.
А мама сквозь пальцы и сердце. Орава.
И я на краю сквозь девицу проник.
И я здесь проник сквозь девицыну ногу,
Плоть и сквозь ум и сквозь рот
И сквозь плечи, сквозь стены и бога
Сквозь дыры и море как крот
И я здесь как крик, как иголка, как мама
Сквозь пот. И я здесь безумец бездумный
Я – ум чтоб иголкой сквозь сон и сквозь дуб
Сквозь годы и утро, как светлая рама
И ум мой неглупый сквозь девичий пуп.
<1942>
«Срубили сестру, как осину…»
Срубили сестру, как осину
И брата срубили, свезли,
И бросили руки в корзину
И ноги с собой унесли.
И сердце по-птичьи смеется,
Воркует, тоскует в доске.
А ум под тобою трясется
В кровати, в палате, в Москве.
Сестрою едят и воруют,
А братом гребут как веслом.
И доски давно уж тоскуют
По яме, по маме-весне.
Дерево стало квартирой,
Задвижкой, кроватью, окном,
Амбаром, дверью, сортиром
Но думает всё об одном,
Качаясь в далеком сосною
И видя брата во сне.
<1942>
«Открытое лето к нам в окна идет…»
Открытое лето к нам в окна идет,
Безбровые реки и горы без смеха.
По воздуху умный журавль плывет.
И белка на кедре желает ореха.
Попросят напиться и Моцарт, и Бах,
Да Пушкин веселый на ветке сердитой,
Зеленая мысль на мокрых губах
И песня о матери сыном убитой.
В безумные окна к нам лето,
Да дятел стучит, улетев без ответа.
Июнь 1944
«На улицах не было неба…»
На улицах не было неба.
Природа легла – отдохнуть.
А папа качался без хлеба,
Не смея соседку толкнуть.
А папа качался без хлеба,
Стучался в ворота судья,
Да в капле сидела амеба
В амебе сидела судьба.
1944
«Гоголь шел по Фонтанке…»
Гоголь шел по Фонтанке,
Гоголь с кувшином.
Пушкин ехал на трамвае.
– Глядите артист!
А возле Пассажа дежурили бабы,
Дежурили бабы за шелком.
И Гоголь с кувшином,
И Пушкин с аршином,
Пушкин влюбленный в милиционершу
И не умевший ей объяснить на беду.
1944
«Вдруг не горе изба…»
Вдруг не горе изба,
В избе – избач.
Газету ласточки клюют.
И речка не спеша – Меланья
Уж возвращается с гулянья.
А в коридоре – Пошляков
И три Дыры.
И три Дыры.
Одна Дыра – Стеклова.
Одна Дыра – Стеклова.
Газеты ласточки клюют,
В воде две рыбы воду пьют.
И говорит Дыра Стеклова:
– Почем теперь судьба?
1944
«Мне ветер приснился сугубый…»
Мне ветер приснился сугубый
Германия, зоб и чума,
К сороке примерзшие губы
В природе сошедшей с ума.
Мне реки почудились, снова
К любимой приросший поляк.
И к слову приделано слово,
Вдруг ласково входит пошляк.
Вдруг ласково входит, приносит
Цветы, стекло и компот,
У птиц извиненья попросит
И вдруг улыбнется, —
В улыбке поля и пирог.
В природе безумной до гроба
Нам птичье сердце – судьба
Поляк и любимая – оба,
Примерзшие губы к губам.
1944
«Слепая, целуя урода…»
Слепая, целуя урода,
Сверкала белками от страсти.
В окошко плясала природа
То горы, то зимы, то Буг.
В окошко плясала природа,
А поезд то влево, то вдруг.
Слепая, целуя урода
Зубами об зубы без губ,
А поезд то вправо, то вдруг.
Слепая, целуя урода,
Шептала губами в вагоне
В окошко вприпрыжку природа
Стремглав от какой-то погони.
А Левин начальник дороги.
Рукою закрыл пироги.
А Левин начальник дороги.
Не знала: стоять иль идти.
Слепой вдруг отрезало ноги
Стрелой на запасном пути.
1944
«Лидин рот. И мамин волос…»
Лидин рот. И мамин волос.
Речка милая о камни.
Лес от нас, как птичий голос.
Лида, умная, запомни.
А на горке, улетая
Дом присел и вновь погас.
И за дерево, болтая
То о камни, то от нас.
1944
«С веревкой на шее человек в огороде…»
С веревкой на шее человек в огороде
Он ноги согнул и висит.
И вошь ползет по его бороде.
И жалость в раскрытых настежь глазах
В закрытых ладонях зажата,
Жалость к весне что убита,
К жене что распята
И к дочке что с собой увели.
А дочка смеется от страха
И плачет от смеха в постели.
И сердце остывшее от стыда
От боли, от воли, с тоски
Безумное сердце бесстыдно.
И дочка смеется лаская
Того кто убил ее мать.
И дочка хохочет с руками на шее
У того, кто на шею отцу примерил петлю.
С веревкой на шее уже не качаясь
Висит он ноги поджав.
И некому плакать и горькие ноги обнять.
А вошь всё ползет и растет на мертвой его бороде.
И время не тает как ворон у глаз, как вор на окне
И время не тает навеки закрыто.
«Не ешьте мне ногу…»
Не ешьте мне ногу,
Оставьте язык.
Молиться я богу,
Ей-богу, привык.
