По пустоши, припадая к шершавому песку, брела крошечная группка искореженных созданий. Тех, кто раньше гордо называл себя полукровками и величал себя отдельным племенем. Теперь от них осталось только пятеро, может, шестеро. Рехи сбивался со счета, потому что выжившие после разлома выглядели единым страшным клубком ран и ожогов. Средь них выделялся один, еще напоминавший живое создание. У него только на руках пузырились свежие волдыри, тунику прожгло в нескольких местах. Да еще на шее под паклей белых волос бугрился нарывом свежий укус. Он вел своих людей…

Он. Он выжил.

Рехи застыл на месте, готовый завыть от раздиравших грудь радости и ненависти. Вновь все чувства смешались, но в прошлый раз он так ликовал только после «воскрешения» Лойэ. И от воспоминания вновь на него навалилось ощущение предательства.

– Двенадцатый, защити нас! – молили выжившие полукровки. Только в самый темный час они обратились к старым богам. Один Рехи ведал, что бог его мира никакой не бог, а невесть что. Да и существовал ли где-то… иной? Если все это происходило со всеми ними, если они настолько упивались жестокостью. А теперь не менее жестоко расплачивались. Или воздаяние – лишь сказка стариков? Возможно, события не имели связи. Но каким совпадением объяснить, что вновь перед Рехи стоял Ларт? Его Ларт.

– Никто не следит за нами, никто не направляет! – исступленно кричал опальный король. – Этот мир проклят его создателем! Проклят его болью! Его безумием!

И Рехи соглашался, застыв поодаль. В какой-то момент захотелось вновь сбежать, кинуться прочь. Не вдыхать смрад обожженных тел, не приходить на помощь тем, кто мучил и собирался съесть, а главное – не смотреть в бледно-синие, пугающе расширенные и неподвижные глаза Ларта. Взгляд его ощупывал пустошь, но некоторое время не замечал Рехи. Потом Ларт сморгнул, его брови сошлись к переносице, губы искривил жестокий оскал.

– Ну что, пришел позлорадствовать? – глухо отозвался он. – Пришел поглумиться над падшим королем? Вот он, мой народ.

Показалось, что эти с виду спокойные слова пронзили землю, и она вновь загудела, заходила зыбучим песком. Рехи переступил с ноги на ногу и пошатнулся.

– Вот и все, кто выжил… Вот и все, кого я вытащил, – уже обращаясь к себе, пробормотал Ларт.

Тогда-то Рехи увидел, кто безвольной тряпицей повис на плече опального короля исчезнувшего племени. При иных обстоятельствах, наверное, не удалось бы узнать обгоревшую женщину. Кожа ее покраснела, покрылась волдырями, местами обуглилась, на левой ноге в окружении черного пласта спекшегося мяса, кажется, проглядывала кость. От остатков белых волос и бровей несло паленым. Хотя хуже пахли, конечно, многочисленные раны. И все же чутье не могло подвести. Это была она.

– Телла… Надо помочь ей, – неуверенно протянул Рехи. Почему же Ларт вытащил именно ее? Ее, зачинщицу проклятого бунта. Ее, затаившую бесконечную злобу на всех, кто держал ее в рабстве. Хотя, если бы не она, если бы не побег из деревни, то Ларт не отличался бы от полуживых угольков, в которые превратились последние пять полукровок.

– Ей уже ничем не помочь… – выдохнул Ларт и с какой-то необъяснимой нежностью погладил умирающую по голове. Она оставалась в глубоком беспамятстве. Рехи заметил, что правый бок ее распорот, вероятно, мечом. Не Ларт ли нанес эту рану? Да вряд ли. Если бы намеревался уничтожить мятежницу, доказывая свою власть, то убил бы на месте.

Теперь Ларт опустился на одно колено и положил Теллу на песок. Он всматривался в ее неподвижное лицо, которое исказила гримаса невыразимой муки. С потрескавшихся губ сорвался едва уловимый хрип боли. Горло Теллы страшно распухло и набрякло множеством волдырей. Ларт устало покачал головой и вновь провел по щеке мятежницы. Зачем? Почему? Ведь она стала причиной их злоключений. Но в пожарище извержения, которое поглотило деревню, не было ее вины.

Вновь всех уравняли великие силы, неподвластные суетливым мало живущим созданиям. Уже не существовало королей, изменников, всадников… Символом великого исхода застыли последние подданные Ларта рядом с опальным королем, который безмолвно смотрел на мучения Теллы. А потом одним резким движением дернул ее шею в сторону. Обугленные ноги несчастной дернулись пару раз, и вскоре тело обмякло. Так его покинула жизнь, в муках и корчах.

Ларт же выпрямился и воззрился на Рехи, словно обвиняя его в чем-то. В чем же? В побеге? Почему-то казалось, что вовсе не в этом. В том, что незадачливый Страж Мира вызвал разлом? Как будто все знали страшную тайну, но ее безобразие никак не облекалось в слова.

– Зачем… Зачем ты это сделал? – бесцветно спросил Рехи. Непроизвольно он испытал сочувствие. Эта женщина, разломанная, больше напоминавшая раздутый воспаленный кусок мяса, нежели человека, слишком мало походила на Теллу, которая свергла Ларта. Она срадала, но все-таки еще мгновение назад в ней трепетала жизнь. А теперь… ничего не осталось.

– А что надо было? Чтобы она дальше мучилась? – угрюмо отозвался Ларт, но яростно воскликнул, размахивая руками: – Посмотри! Посмотри на нее! Она только мучилась всю жизнь!

– Ты убил Теллу, – отозвался Рехи. На него напал ступор. Реальность уплывала, все выглядело сном.

Возможно, весь его мир – это лишь страшный сон жреца в лиловом. Да-да, лиловый жрец проснется где-нибудь в тенистых садах у фонтана, найдет Мирру, признается ей в своих чувствах. А потом убедит Двенадцатого не рушить мир. Да, Рехи – лишь сон жреца в лиловом. Не иначе. И от этой мысли сделалось даже смешно. Один Рехи снился сам себе, другой стоял в замешательстве перед Лартом, который беспощадно отвечал:

– Да, убил.

Убил, предал смерти, хотя до того зачем-то вытащил из деревни, выхватил из самого сердца пламени. Ему посчастливилось оказаться на взгорье над лощиной, куда потекла лава. Туда его успел вывести Рехи. Остальные не спохватились вовремя, занятые распрями и бойней. Картина сложилась четко и ясно. Вновь вернулась реальность, беспощадная, грязная, закопченная. Жрец в лиловом досмотрел свой кошмар еще три сотни лет назад, а Рехи в настоящем предстояло обдумывать нелегкие решения – что-то делать, куда-то идти.

– Мы могли помочь ей, зашить раны. Видишь? Это Лойэ мне зашила рану. Я же выжил, – зачем-то говорил он, бессмысленно поднимая тунику и указывая на старый шрам. Ларт почти не слушал.

– Идиот, что ты понимаешь в этом… Такие раны зашивай – не зашивай. Уже пошло гниение. А ожоги… Она не выжила бы.

– Телла. Телла… – выдохнул Рехи. И от собственного вздоха вдруг стало горько. Или просто желчь подступила к горлу, в которое попал едкий пепел.

– Что Телла?.. Она