в лице было что-то кроличье. Сестрам было далеко даже до Марианны, а до Катари и вовсе как до звезды, но портрет в Талигойе появился неспроста. Эр Август предупреждал, что Сильвестр решил избавиться от ее величества и женить Оллара на урготской купчихе. Разве мог тогда кто-нибудь предвидеть, что картину увидит законный король…

– Талигойские художники не уступают урготским, – сюзерен говорил весело, но Дик чувствовал в его голосе безнадежность. – Мы собираемся в скором времени сделать достойный подарок их высочествам, а сейчас проводите нас к маркизу Габайру.

2

Дуайен в стеганом коричневом халате возлежал в кресле, больше похожем на короткую кровать. В комнате было нечем дышать, но посольские ноги были тщательно укутаны меховым одеялом.

– Какая честь для больного старика, – прокашлял Жоан Габайру, то ли собираясь подняться, то ли делая вид. – Какая неслыханная честь!

– Сидите, сударь, – мягко сказал Альдо. – Как вы себя чувствуете?

– Так же, как неделю назад, – хрипло произнес ургот. – В мои годы трудно уповать на быстрое выздоровление. Лекарь полагает, что я застудил верхнюю треть легких, а это весьма неприятно и исключает даже кратковременное пребывание на морозном воздухе.

Слова больного не расходились с делами. Запертые окна и тщательно задернутые портьеры зеленого бархата надежно защищали не только от мороза, но и от дневного света. Спальня освещалась камином и свечами, горящими на письменном столе и низеньком, сплошь заставленном склянками столике под рукой больного.

– Нам не хватает вашего общества, – сюзерен опустился в одно из четырех кресел и кивнул Дику. – Садитесь, Окделл. Маркиз, полагаю, вы знаете нашего спутника?

– Разумеется. – Старческие глаза, бурые, как разведенный молоком шадди, уставились на юношу. – Я впервые обратил внимание на этого достойного молодого человека, когда он приносил присягу оруженосца, и с тех пор стараюсь не терять его из виду. Властитель Надора проделал большой путь, весьма большой и весьма примечательный.

– Окделлы верны своему государю. – Святой Алан, ну зачем Габайру понадобилось вспоминать Фабианов день? Конечно, он не имел в виду ничего плохого, и все-таки…

– Верность – замечательное качество, – сухая, похожая на причудливый корень рука поднесла ко рту большой платок, – и весьма редко встречающееся. Наши времена склоняются к здравому смыслу, а не к бессмысленному самопожертвованию, как бы красиво оно ни выглядело. Большинство, как это ни печально, предпочитает чистой совести и посмертной славе бренное существование.

– Повелители Скал всегда принадлежали к меньшинству, – улыбнулся сюзерен. – О готовности Ричарда отдать свою жизнь за жизнь сюзерена говорит цепь Найери. Маркиз, мы не хотим утомлять вас и потому будем кратки. Получил ли его величество Фома наше письмо? Кроме того, мы готовы лично принять ваши верительные грамоты, что избавит вас от поездки к экстерриору.

– Я очень сожалею, – закашлялся посол, – но последнее письмо его величества, достигшее этого дома, подписано четырнадцатым днем Осенних Ветров. Я четырежды отправлял в Урготеллу курьеров, но у меня нет уверенности, что они достигали цели.

– Отправьте еще раз, – предложил сюзерен. – Мы обеспечим вашему курьеру надлежащий эскорт.

– Дорога через южные графства стала весьма опасной. – Габайру снова закашлялся, тщательно прикрывая темные губы платком. – Весьма…

– Этому скоро придет конец, – заверил Альдо. Лоб сюзерена блестел от пота, волосы слиплись. Дик тоже чувствовал себя вытащенной из воды рыбой.

– Безопасные дороги весьма облегчат жизнь моему преемнику. – Старикашка без дурацкого «весьма» прямо-таки жить не мог. – Участь посла, не получающего писем, плачевна.

– Вы рано заговорили о преемнике, – нахмурился Альдо, – мы не сомневаемся, что вы поправитесь. Вы ведь провели в Ракане более тридцати лет?

– Тридцать девять, – с достоинством уточнил Габайру, – но всему приходит конец. Я дважды просил моего герцога об отставке. Первый раз мне было отказано, ответа на второе прошение я пока не получал.

– Кто же вас сменит? – полюбопытствовал сюзерен. – Граф Жанду?

– Никоим образом. Первый советник посольства, если он себя проявит достойным образом, рано или поздно станет послом, но в другой стране. Граф Жанду знает, что ему предстоит уехать в Эйнрехт. В свободное от своих обязанностей время он совершенствуется в языке и читает дриксенские хроники. Это весьма полезное занятие, куда более полезное, чем написание доносов.

– Нам не кажется это разумным, – Альдо не выдержал и утер лицо. – Граф Жанду хорошо знает Талигойю, но не Дриксен. Разумнее оставить его здесь.

Старикашка улыбнулся, показав молодые острые зубки:

– Люди слабы, по крайней мере так учит церковь. Если второй советник будет думать о том, как стать первым, а первый – пойдет ли ему посольская лента, об интересах государства можно забыть. Каждый промах старшего будет вредить короне, но приближать младшего к вожделенной должности. Стоит ли в таком случае исправлять ошибки? Трое из четверых решат, что не стоит, а у дипломатии свои правила. Тот, кто хорошо играет в тонто в Паоне, и в Липпе не проиграет, то же можно сказать и о политике. Не сомневаюсь, новый посол быстро поймет, что происходит в этом городе. Прошу меня простить, я должен выпить свой отвар.

– Разумеется. – Государь кивнул, однако не встал, как надеялся задыхавшийся Дикон. Обитое бархатом кресло, в котором сидел юноша, превратилось в горящий камин, в горле пересохло, хотелось лишь одного – выскочить из раскаленной комнаты, но Альдо терпел, и место Ричарда было рядом с ним.

– Еще раз прошу меня извинить. – Темная лапа потянулась к столу. Дикон поправил цепь Найери, стараясь не слушать, как посол с бульканьем глотает темную жижу. Если б не тиканье часов, можно было подумать, что время остановилось, остались только жара и навязчивый сладковатый запах.

– Болезнь сродни любви, – хриплый голос ургота был отвратителен, – она завладевает человеком целиком и оканчивается либо выздоровлением, либо смертью.

– Мы от всей души желаем вам первого. – Альдо тоже слегка охрип. – Однако наш визит преследует еще одну цель. Мы хотим передать его величеству Фоме наши предложения.

– Я весь внимание. – Высохшие пальцы расправили одеяло. Ургот не врал, он и в самом деле подхватил лихорадку. Только больной в состоянии сидеть на сковородке и кутаться в меха.

– Мы хотим видеть талигойской королевой одну из дочерей его величества Фомы, – четко произнес Альдо. – Мы осведомлены о том, что переговоры о возможном союзе двух стран велись и ранее. Мы полагаем уместным завершить их должным образом. Мы готовы назвать своей супругой любую из принцесс.

Слово было сказано, мосты сожжены. Потомок богов свяжет себя на всю жизнь с дочерью торгаша. Слишком дорогая цена, но Альдо думает не о себе, а о победе.

Посол пожевал темными губами и хрипло вздохнул:

– Так вышло, что моя молодость и мое сердце принадлежат этому городу и этой стране. Я был бы счастлив увидеть мою принцессу, въезжающую в Ворота Роз, но обстоятельства этому противятся.

Я позволю себе неподобающую дипломату откровенность. Ургот весьма богат, но, увы, невелик. Пока существовал Золотой Договор, а сила