— Придаётесь любви и разврату, — захихикал Тим. — Прям рядом с важными шишками в библиотеке, вот это жаришка! Представь, как Валькин брат сегодня разочаровался, когда узнал правду. «Я думал, ты нахлобучил Катюху у шкафа, а ты… Брат, как ты мог! Убираю шампанское обратно!».

— Да ну тебя, — отмахнулась я, беря из колоды очередную карту и просматривая её. Класс, козырный туз. — Наверное, всё НИИ об этом узнает. Главное, в тот момент у меня даже мысли не было про наши позы. До меня только дошло, что слышала за полками голос именно Звягина. Да и тумбочки испугалась… Ну и слухи, конечно, пойдут. «Не успевшая похоронить мужа ученая дама уже вовсю развлекается в библиотеке с лаборантом!»

— Ага, добрый парень быстро утешил молодую вдову. Опять страшная драма, кстати, типичные твои отношения…

— Хотя знаешь — плевать, — скривилась я. — Придумывать у нас всегда умели. Побуду пару месяцев героиней нелепых слухов, так что ж теперь?

Перехватив карточный веер в левую ладонь, правой я взяла лежавшую рядом вилку, вздохнула и занесла её над стоявшей справа от нас тарелкой, в которой лежали сморщенные зелёные стручки — острый маринованный перец цицак. Данную закуску я достала из холодильника ещё по нашему приходу, когда Тим по обыкновению поинтересовался, что «запрещённое» мы будем сегодня делать. — Ну что, ещё по одной?

Почувствовав во рту очередной огненный залп, вызвавший слёзы, я схватила с корзинки хлеб, откусила его и одновременно отпила чай из кружки.

— Катюха, это огнище, — простонал Тим, тоже отхлёбывая из своей кружки. — Круче, чем грибы.

— Ну смотря какие, — кашлянув, сказала я. — От тех, что давал твой папа, таращило прямо по жесткому.

Мы оба засмеялись.

— Это была очень запрещённая запрещуха! И отходняк суровый.

— Аа. Это когда после него ты ржал весь день, что твой коллега с медзавода средний палец сломал?

— Блин, Костян! — друг, смеясь всё больше, в ажиотаже ударил кулаком по столу. — Нет, с него я просто так угорал. Вот неудачно показал кому-то!

— Это ты так придумал.

— Да знаешь, не факт!

После того, как я, хрюкнув от смеха в кружку, едва не расплескала остатки чая, мы принялись играть дальше.

— Ну я как-то тоже этот самый палец чуть не сломала, сильно ушибла точно. Когда ты меня в школе играть в футбол учил… помнишь?

— Ага, — закивал головой Тим, бросая передо мной очередную карту. — Вот так! Теперь не отобьёшься.

Состроив ехидную физиономию, я непринужденно покрыла его карту тузом.

— Да ёшкин кот! Ну ладно, — он выкинул отбитые карты. — Я под грибами стихи писал. Или не под ними, не помню.

Я снова расхохоталась.

— Ты про те, которыми пытался Марго впечатлить? Ой, я не могу… Я потом тебе почти весь стих переписывала. Если бы ты прочитал ей с такими рифмами…

— «Титул», «титьки», что там было… — озадачился Тим. — А, она потом всё равно оригинальный нашла. Кинула в меня стрёмным игрушечным котом и сказала, что я придурок. А я как-то на первое апреля отпечатал его на футболке и ей подсунул, когда мы на работу опаздывали. Специально будильник на попозже завёл. Там всё не просто так — у неё футболка похожая была, потому Маргоха и не заметила! — вспоминал он, в то время как я, покатываясь со смеху, едва не легла на стол.

— Да, мы пытались устроить отношения друг друга, — подвела я итог, вытирая выступившие на глазах от смеха слёзы.

Тим, улыбнувшись мне, посерьёзнел и сосредоточился на своих картах.

Спустя несколько минут, ближе к концу новой игры, Тим посмотрел на наручные часы.

— Что-то фея эта опаздывает. То есть, блин, королева Марго. Где её черти носят? В наш чат общий и мне она не писала. Тебе тоже нет?

— Ах, ой! — спохватилась я. — Тим, у меня телефон снова сломался… Буквально вот перед возвращением домой.

Друг слегка приподнял брови.

— Юбилейный раз? Я же тебе говорил, так постоянно и будет, микросхемы от системной платы отходят. За всю эксплуатацию ты его часто кидала куда-нибудь. Давай гляну сегодня. Но вообще советую приобрести другой.

— Ладно, ладно. Я и сама уже понимаю. Держи, — я бросила сверху вальта червей.

— Валет… Валет, как Валёк. И на него чем-то похож, только волосы длинные, — проговорил Тим. — Кстати, сегодня немного поговорим про Илону Правкину.

— Погибшую жену Филина? Но зачем?

Тут мы оба замерли, услышав звук поворачивающегося в замке ключа. Мой условный рефлекс снова дал о себе знать — сердце екнуло от радости, предвкушая возвращение домой Антона. Так было всегда при его жизни и больше никогда не будет теперь. Со временем и это пройдёт — так же, как я забуду звук его шагов, прикосновения пальцев и запах одеколона…

Грустные мысли прервала ворвавшаяся на кухню Марго, воспользовавшаяся сегодня дубликатом ключей от нашей квартиры, которые на всякий случай она и Тим сделали после похорон моего мужа. Блузка с полосами белого цвета, а также всех оттенков розового и зелёного в сочетании с джинсами придавало ей сходство с красочным вихрем. Светлые локоны Маргариты, небрежно спадающие на плечи, были будто растрёпанны ветром, а веснушки на носу горели ярче обычного.

Обняв мужа за плечи и чмокнув его в щёку, она улыбнулась мне и помахала.

— Простите, немного опоздала. За транзисторами пришлось заехать. Вы тут не скучали?

— Нет, — отбив последнюю карту Тима, я с торжествующим видом кинула ему одну, после чего встала и подошла к нему. — И вот тебе на погоны. Всё, пошла за едой.

— Ну ё-мое, опять я остался в дураках, — простонал Тим, на что я, доставая с полки холодильника копчёную кету, услышала, как Марго говорит что-то вроде «не привыкать».

После того, как друзья вместе с рыбой, перцем и хлебом проглотили по тарелке борща и плова, я, убрав посуду, поставила чайник.

— Катюха, а ты-то чего одну рыбу хомячила? — поинтересовался Тим. — Мы случайно тебя не объели?

— Нет. Просто я не голодная. Когда мы с Валей вернулись в корпус, он мне отдал свой обед, и я до сих пор не могу от него отойти. Мама ему готовила. Я хотела отказаться, да он настоял…

— Класс. Жаль, я не девушка, которая нравится Вале. Или не сын его мамки. Такой сытный хавчик я б каждый день уплетал, — размечтался Тим.

— И толстел бы не по дням, а по часам, — заметила Марго. — Ну что его в моем хавчике не устраивает? — притворно возмутилась она, обращаясь ко мне. Я,