Очевидец так описывал ситуацию в Грузии:

«К 1 июня 1918 года положение в Тифлисе было таково: на вокзальном здании развевался германский флаг; по городу ходили автомобили под германскими флагами; из Батума и Поти понаехали германские офицеры и техники. Живая сила германцев состояла из бывших военнопленных, вооруженных русскими винтовками. Руководителем в Закавказье всего германского дела является граф Шуленбург, бывший германский консул в Тифлисе...»

Шуленбург стал временным поверенным в делах в Грузии — до ноября 1918-го, когда рухнула императорская Германия.

Почти десять лет Шуленбург был послом в Иране, еще три года — в Румынии. 1 октября 1934 года его перевели в Москву. Шуленбург сделал все для сближения Германии с Россией.

Он смело мог назвать ведущих сотрудников посольства своими единомышленниками. Второй человек в посольстве — советник-посланник Вернер фон Типпельскирх — посвятил свою профессиональную жизнь налаживанию отношений с Россией (его двоюродный брат генерал Курт фон Типпельскирх занимал важнейший пост обер-квартирмейстера Генерального штаба сухопутных войск). Советник Густав Хильгер был сыном московского фабриканта. Его жена, француженка, тоже была москвичкой. Хильгер прекрасно говорил по-русски и вообще обрусел. Военный атташе генерал кавалерии Эрнст Кёстринг прежде служил старшим адъютантом генерала Ханса фон Секта, сторонника сотрудничества с Красной армией.

Эти люди симпатизировали не только России, но и лично Сталину, поддерживая его линию на создание сильного государства. Во всяком случае, Гитлер им нравился меньше.

Вслед за Хильгером в Берлин вызвали посла Шуленбурга и военного атташе Кёстринга.

Шуленбургу министр Риббентроп сказал:

— По мнению германского правительства, коммунизм в Советском Союзе больше не существует, а Коммунистический Интернационал теперь не является важным фактором советской внешней политики. Поэтому возникло ощущение, что Германию и Россию больше не разделяют реальные идеологические барьеры.

Риббентроп пригласил Шуленбурга, советника Хильгера и Кёстринга на завтрак, устроенный в отеле «Кайзерхоф», где жил имперский министр иностранных дел.

В разговоре почти сразу возникла фамилия советского наркома обороны как влиятельнейшего в Москве человека, которого следует настроить в пользу сотрудничества с Германией.

Риббентроп обратился к военному атташе:

— Ведь вы хорошо знаете Ворошилова? Тогда вы можете за рюмочкой шнапса сказать ему, что мы не такие уж злодеи!

Кёстринг дипломатично ответил, что хотя он знает Ворошилова много лет и тот был неизменно приветлив, однако сомневается, что маршал пожелает запросто распивать с атташе «рюмочку». Кроме того, такого рода серьезные политические заявления входят в круг обязанностей посла, а не военного атташе.

Кёстринга вызвал к себе и начальник штаба Верховного главнокомандования вермахта генерал-фельдмаршал Вильгельм фон Кейтель, который пожелал из первых рук узнать о положении в Советском Союзе. Кёстринг был противником конфронтации с Россией. Кейтель устроил ему прием у фюрера.

«Гитлер принял меня очень любезно, — вспоминал Кёстринг, — пригласил на завтрак. Затем последовал почти двухчасовой доклад, во время которого Гитлер дал мне спокойно выговориться, но со своей стороны даже не намекнул на собственные планы относительно России.

Мое очень обстоятельное описание происшедшего после чистки упрочения внутреннего положения в России, развития экономики он слушал некоторое время, не задавая вопросов, но затем внезапно попросил рассказать ему о Красной армии».

26 июля советского поверенного в делах Георгия Александровича Астахова (в 1937—1939-м он был советником полпредства в Берлине) пригласил на обед Карл Юлиус Шнурре, заведующий восточноевропейской референтурой отдела экономической политики министерства иностранных дел. Он ведал торговыми отношениями с Советским Союзом, и ему поручили прощупать советских дипломатов на предмет сближения.

Они обедали в берлинском ресторане «Эвест».

Шнурре прямо сказал Астахову:

— Что может вам предложить Англия? Участие в войне в Европе и враждебное отношение Германии. А что можем предложить мы? Нейтралитет, а если Москва захочет — взаимопонимание, основанное на взаимной выгоде.

Шнурре втолковывал Астахову:

— Во всем районе от Балтийского моря до Черного моря и Дальнего Востока нет неразрешимых проблем между нашими странами. Более того, есть общий момент в идеологии Германии и Советского Союза — это противостояние капиталистическим демократиям. Поэтому нам кажется противоестественным, чтобы социалистическое государство вставало на сторону западных демократий.

Георгий Астахов обратил внимание немецкого дипломата на то, что национал-социализм считает Советский Союз враждебным государством. О каком сближении можно говорить?

Шнурре пустился в долгие объяснения насчет того, что вражда осталась в прошлом:

— Это было следствием борьбы национал-социализма против немецкого коммунизма, который получал поддержку от Коминтерна. Но борьба уже закончилась. Коммунизм в Германии искоренен. Мы видим, что изменилась и советская политика. Линия Коминтерна осталась в прошлом. Слияние большевизма с национальной историей России, выражающееся в прославлении великих русских людей и подвигов, изменило интернациональный характер большевизма. Особенно с тех пор, как Сталин отложил на неопределенный срок мировую революцию.

Астахов интересовался отношениями с Польшей. Шнурре объяснил, что «германо-польская дружба потерпела крах, потому что от Данцига мы не откажемся».

— А если Польша уступит вам Данциг, — поинтересовался Астахов, — тогда дружба восстановится и ваша политика в отношении Советского Союза изменится в худшую сторону?

— Этого не произойдет, — заверил его Шнурре. — Германо-польские отношения расстроились непоправимо.

Георгий Астахов родился на Дону, был редактором газеты «Коммунист» во Владикавказе, стал советником полпредства в Германии. В феврале 1940 года он был арестован, его обвинили в шпионаже в пользу польской разведки, приговорили к пятнадцати годам лишения свободы. 14 февраля 1942 года он умер в лагере...

Вождь внимательно читал сообщения из Берлина, но медлил с принятием окончательного решения. Продолжал колебаться?

Ситуация в Европе накалялась. Судя по всему, дело шло к войне. Предстояло определиться, кого поддерживать — Гитлера или западные демократии?

Советские историки утверждали, что пакт с Гитлером был подписан ради того, чтобы сорвать образование антисоветской коалиции. Москва предлагала образовать единый антигитлеровский фронт в Европе, но западные державы не хотели объединяться с Советским Союзом и надеялись натравить на него нацистскую Германию...

В реальности ситуация была другой. Изоляция Советскому Союзу не грозила.

Объединиться с Гитлером демократии Запада не могли. Другое дело, что они не хотели воевать и долгое время шли Гитлеру на уступки, наивно надеясь, что фюрер удовлетворится малым. Но уступать и становиться союзниками — это принципиально разные подходы к политике.

Позорные политические процессы в Москве, массовые репрессии, насильственная коллективизация и голод — все это привело к тому, что в представлении западного мира Советская Россия мало чем отличалась от нацистской Германии. Для западных политиков Сталин был ничем не лучше Гитлера. Советского вождя не воспринимали как надежного союзника, на чье слово можно положиться. И у многих европейских политиков витала циничная