Кстати, точно так же столкнуть своих противников лбами надеялись и в Москве.

В марте 1935 года, беседуя с работниками аппарата президиума ВЦИК, Михаил Иванович Калинин откровенно говорил:

— Мы не против империалистической войны, если бы она могла ограничиться, например, только войной между Японией и Америкой или между Англией и Францией...

Еще когда был жив Тухачевский, Сталин лично отредактировал его статью «Военные планы нынешней Германии» и вписал в текст фразу о том, что «империалистические планы Гитлера имеют не только антисоветское острие». Ему бы хотелось, чтобы Гитлер схватился с Западом. Статья была опубликована в «Правде» 31 марта 1935 года. Немецкий посол в Москве Шуленбург выразил недовольство Наркомату иностранных дел.

В 1939 году Советский Союз оказался в выигрышном положении: оба враждующих лагеря искали его расположения. Сталин мог выбирать, с кем ему пойти: с нацистской Германией или с западными демократиями. В августе Сталин сделал выбор.

Многие и по сей день уверены в его мудрости и прозорливости. Но это решение, судьбоносное для страны, наглядно свидетельствует об обратном, о его неспособности оценить расстановку сил в мире, понять реальные интересы тех или иных государств и увидеть принципиальную разницу между демократией и фашизмом. Сталин совершил ошибку, которая обошлась России в десятки миллионов жизней.

Западные демократии, презирая реальный социализм, вовсе не ставили свой задачей уничтожить Советскую Россию. Они, конечно, не могли быть друзьями сталинского режима, но и не были врагами России. Ни Англия, ни Франция не собирались нападать на Советский Союз. Никакой угрозы от них не исходило, сколько бы ни трубила об этом сталинская пропаганда.

А вот для Гитлера Россия была врагом. С первых шагов в политике фюрер откровенно говорил о намерении уничтожить большевистскую Россию как источник мирового зла. Нападение на нашу страну было для Гитлера лишь вопросом времени. В 1939 году он в любом случае не собирался этого делать. Ни с военной, ни с внешнеполитической точки зрения Германия не была готова к большой войне с Советским Союзом.

Таким образом, Сталин в 1939 году заключил союз со смертельно опасным врагом и демонстративно оттолкнул своих стратегических союзников.

Вот как это происходило.

Запад не терял надежды привлечь Сталина на свою сторону. Первыми в Москву приехали представители западных военных миссий, которые хотели договориться о совместных действиях против нацистской Германии на случай войны.

Немецкий посол Шуленбург писал в первых числах августа в Берлин своей подруге Алле фон Дуберг, что Москва становится «центром мировой политики. Нас заваливают длинными телеграммами; шифровальщики буквально выбиваются из сил. В конце недели сюда прибывают военные миссии англичан и французов. Их переговоры будут очень трудными. Я им не завидую!.. Я надеюсь, что войну можно будет все-таки предотвратить. Однако сегодня все так перепуталось, что никто не может с уверенностью сказать, что принесет следующий день. Стараюсь сохранить чувство юмора, хотя это не всегда удается».

2 августа 1939 года политбюро утвердило состав делегации на переговорах с западными военными миссиями: нарком Ворошилов, начальник Управления военно-воздушных сил Красной армии Александр Дмитриевич Локтионов, начальник Генштаба Борис Михайлович Шапошников, его заместитель Иван Васильевич Смородинов, нарком военно-морского флота Николай Герасимович Кузнецов.

7 августа Ворошилов записал указания Сталина — как вести себя на переговорах. Прежде всего следовало спросить, есть ли у англичан и французов полномочия подписать в Москве военную конвенцию. Если полномочий не окажется (о чем было заранее известно), развести руками и спросить: зачем тогда приехали? Если будут настаивать на продолжении переговоров, свести их к обсуждению вопроса о пропуске Красной армии через территорию Польши и Румынии. Если выяснится, что свободный проход наших войск невозможен, заявить, что и соглашение невозможно...

Уже потом, когда вождь сделал выбор в пользу Гитлера, немецкий военный атташе Эрнст Кёстринг поинтересовался у Ворошилова, как шли переговоры. Нарком вздохнул:

— Это было ужасно. Если бы французы и англичане прислали других партнеров, вы бы теперь, наверное, не сидели на их месте!

Но дело было не в личностях переговорщиков, хотя историки писали, что советских руководителей не устраивали ни уровень британской и французской делегаций, ни предложения западных стран.

Все, что желали Англия и Франция, это гарантировать себе прочный тыл — им нужно было согласие Сталина выступить против Германии, если та на кого-либо нападет. О реальной военной помощи Лондон и Париж фактически не просили. Но Сталин поставил вопрос так, что переговоры были обречены с самого начала. Ему было известно, что Польша даже под угрозой войны с Германией не согласится на ввод советских войск на свою территорию.

«Это привело бы к оккупации части страны и нашей полной зависимости от Советов, — писал генеральный инспектор вооруженных сил Польши маршал Эдвард Рыдз-Смиглы. — Советское правительство хорошо знает нашу позицию и если, несмотря на это, требует нашего согласия как необходимое условие продолжения переговоров, то оно тем самым доказывает, что серьезно к соглашению не стремится.

Заявление Ворошилова только указывает, что советское правительство хочет так вести переговоры, чтобы их затянуть или сорвать. Советы не имеют намерения вступать в войну с Германией».

Польский генерал был прав. Конечно же Сталин вовсе не собирался осенью 1939 года воевать с нацистской Германией ради Польши.

Накануне переговоров один из руководителей исполкома Коминтерна Дмитрий Захарович Мануильский выступал в узкой аудитории:

— Сейчас за нами так ухаживают, как приблизительно за богатой московской невестой в свое время (смех в зале). Но мы цену своей красоте знаем (аплодисменты) и если сделаем брак, то по расчету (смех, аплодисменты). Я не скажу вслед за английской печатью, что соглашение между Советским Союзом и Англией и Францией уже в кармане. В кармане может быть и фига...

Почему же Сталин вообще согласился на переговоры с англичанами и французами?

Он сохранял запасной вариант на тот случай, если Польша вдруг капитулирует и Гитлер с Риббентропом откажутся от сделанного ими предложения заключить договор. Присутствие в Москве английской и французской делегаций укрепляло позиции Сталина и Молотова на переговорах с Риббентропом.

Можно было бы даже сказать, что Сталин провел эту игру безукоризненно, если бы не трагический исход игры — трагедия лета сорок первого. Он не осознавал опасность, исходящую от Гитлера, и не понял, что отказ от предложений Риббентропа был на пользу России. Неизвестно, решился ли бы фюрер напасть на Польшу в сентябре, но он точно не посмел бы ударить по Франции в следующем году,