Шрифт:
Закладка:
– Ты что, куришь?! Побойся Бога.
– В последнее время чаще. Но только ментоловые. Обычно по вечерам. Когда я скучаю по своему парню.
Она взяла книгу, когда Лукаш перехватил ее руку.
– Можно взглянуть? – спросил он.
Он внимательно рассмотрел обложку, полистал книгу.
– У нас дома ведь тоже была эта книга, только с совсем другой обложкой. Черная такая, мрачная, – тихо сказал он. – И, если я ничего не путаю, в ней тоже было что-то о генах.
Когда они проходили мимо маленького магазинчика, она купила белое вино и клубнику. Из номера взяла свой ноутбук, села за столом во дворе за отелем, открыла бутылку, налила, надкусила клубнику и бросила в бокал. Ее так научил Якуб. Белое вино приобретает от сока клубники необычный вкус, не меняя при этом цвета. Так он говорил. Она поверила ему. Хотя Якуб не слишком разбирается в винах. Не отличит мерло от каберне совиньон. Зато очень любит клубнику. Она никогда не возвращалась из магазина без нее.
Однажды ночью они пили белое шардоне с клубникой. Он достал ягоду из ее бокала и… Впрочем, о том, что мужчина с фантазией может сделать с клубникой, надо писать отдельную книгу.
@17
ОН: Просыпался рано утром, брал ноутбук, спускался на кухню, заливал хлопья кефиром, садился с тарелкой на террасе и читал ее мейл. Вечером перечитывал его и тогда замечал в нем гораздо больше деталей. И чувства у него были другие, чем утром. Вечерами он скучал по ней больше.
После завтрака ехал на трамвае домой и до полудня «пребывал в обществе отца». Они вместе завтракали, много беседовали. Иногда вместе ехали на великах в парк, иногда облачались в спортивные костюмы и бегали трусцой, как раньше. Отец так организовал работу, чтобы приезжать в присутствие только к обеду.
После отъезда отца возвращался в Надин дом, подстригал газон в саду, пропалывал грядки, поливал цветы. В перерывах сидел с кофе на террасе, включал спокойную музыку и читал книгу. Часа в три дня в дыре в заборе появлялась Дейзи. Она подбегала к нему, махая коротким хвостиком, и ложилась на спину, прося ласки. Чаще всего за забором он видел кого-нибудь из мальчиков. «Со времени нашего визита к вам, – сказала однажды ему хозяйка собачки, когда они встретились в супермаркете, – мальчики взяли в моду, не спрашивая старших, пускать собачку к вам. Особенно Матеуш. Очень уж вы ему понравились».
Надя часто говорила, что давно хотела привести в порядок беседку перед входом. «А то уже начинает смахивать на запущенную собачью конуру» – говорила она. Каждый день сначала стамеской, а потом и металлической щеткой счищал затвердевшую краску. Ему пришлось снять три слоя, прежде чем он, наконец, добрался до досок! Самый старый слой был темно-зеленого цвета. На венце балок над ступеньками он добрался до записанных характерной немецкой готикой букв и цифр: Jahr 1910 AD. В этом месте он пропитал древесину специальным составом, решив, что не будет счищать надпись до возвращения Нади.
В воскресенье около четырех дня он позвонил Витольду.
– Прости, Вит, что разбудил так рано, причем в воскресенье… – начал он.
– Да ладно, выдохни, как раз сегодня это не проблема, – сказал Витольд, – я уже с двенадцати не сплю: Марике приснилось, что она была в церкви и пила святую воду. Она так кричала во сне, что разбудила меня. Говори быстро, чем вызван переполох, есть ли у тебя с собой бутылки и что я с этого буду иметь? – громко засмеялся он.
– Мусор меня заставил побеспокоить тебя, Вит. Много мусора… Горы мусора… Короче, подвал надо очистить. Не будет мусора – будут бутылки.
– Так держать, Куба! Приятно слышать речь не мальчика, но мужа. Мы приедем. Хотя сегодня воскресенье, и, как тебе известно, я день воскресный чту, но при таком заманчивом обещании с удовольствием нарушу третью заповедь. Впрочем, и все остальные, пожалуй, тоже…
Действительно, в подвале дома номер восемь мусора было много. Якубу раньше не случалось бывать в этом подвале, Надя никогда не просила его принести что-нибудь оттуда. Чем отличалась от его матери, которая регулярно посылала его в их подвал. То за чем-нибудь вкусненьким, то за пустыми банками, а то и за картошкой. В этот подвал он заглянул в поисках садовых инструментов, когда у него сломалась лопата. Он вспомнил, как однажды Надя сказала: «Нет там больше места… ни для чего».
И была абсолютно права. Помимо огромных мешков с мусором, он нашел там обломки бетонных плит, старую чугунную печку-буржуйку и даже ржавую циркулярную пилу на стальной станине. Многие вещи были слишком тяжелыми, чтобы в одиночку вынести их на задний двор. Вот почему он позвонил Виту.
Его обуяла какая-то странная и поначалу непонятная потребность в уборке, обновлении, благоустройстве этого места. Когда здесь была Надя, он такой необходимости не чувствовал. Она и только она была центром всего. Надя занимала его полностью. Тем, что говорит, когда говорит, что думает, что делает, грустит ли, улыбается. Сам же дом – от чердака до прихожей – был всего лишь пространством, и только в качестве общего с Надей пространства этот дом был для него важен.
Он любил это место, но это был не его дом. Это был ее дом, в который она пригласила его. Здесь в их совместной жизни произошло больше всего и самое главное. Теперь, когда Надя вдруг исчезла, он ходит по этому дому и везде находит ее следы. На каждом шагу. Ей пришлось уехать, чтобы он почувствовал, что теперь это и его дом.
Раздался стук в дверь. На пороге стояли Марика с Витольдом. Сначала его обцеловала Марика. Витольд сделал вид, что они не знакомы, зашел на кухню и спросил:
– Ваши документы, гражданин. Признавайтесь, где прячете бутылки?
– Ты только сейчас спрашиваешь? Я думал, ты уже давно знаешь, – ответил он.
– Это что ж творится, люди! Женщина уехала, а он что? Стон должен стоять, плач вселенский, а он – мусор выносить…
Пока они с Витольдом чистили подвал, Марика занималась барбекю в саду. Когда они расположились на траве, Витольд, обратился к Марике:
– Когда, как тать в ночи я с этим типом таскал гигантские горшки, вернулся домой с подозрением на паховую грыжу. Но потом ты прекрасно успокоила меня в постели и убедила, что это, должно быть, психосоматический синдром. Теперь у меня такое ощущение, что грыжа
