Шрифт:
Закладка:
— Не заблуждайся на этот счет, вот так все закончится здесь, на этом острове, Кальгарнон. Ты и твой народ будете убиты или порабощены, и в течение уже одного поколения никто никогда не узнает о некогда существовавшем племени. Все, чего добьется человек, называющий себя вашим царем, — это уничтожение всего, что вам дорого. Ты, твоя семья, твои друзья, твои соплеменники — все сгинут. Но за что? Чтобы удовлетворить высокомерие волосатого разбойника, который был достаточно безумным, чтобы даже подумать о борьбе с самой могущественной империей в мире. Вы не хозяева этих земель. Вы никогда и не были ими, с того самого момента как Рим заявил свое право на Сардинию в качестве своей провинции. Вы были тенями, порхающими по лесам. Вы были не более чем раздражением на теле Империи. Укусом самого скромного из насекомых, не вызывающий даже сильного раздражения, чтобы почесаться. Благодаря вашему лидеру это изменилось, и Рим не успокоится, пока он не уничтожит вас. — Он сделал паузу, чтобы юноша впитал его слова, и был удовлетворен тем, что все следы насмешливого высокомерия исчезли с лица Кальгарнона. Катон сел на край кровати и посмотрел на плиточный пол. — Я был свидетелем слишком большого кровопролития для одной жизни. Одно дело — сражаться с варварскими армиями в дебрях Британии или противостоять парфянским ордам в пустынях востока; совсем другое дело — истреблять банды разбойников и небольшие племена, достаточно глупые, чтобы поддерживать их. В этом нет славы ни для одной из сторон. Просто рутина и смерть. Мне это надоело.
— Тогда уходи, римлянин. Отправь своих людей обратно в их форты и возвращайся в Рим. Оставь эти земли нам.
— Я не могу. Ваш лидер сделал это невозможным. Все, что я могу сделать, это попытаться уменьшить ущерб, наносимый всем нам. Если бы я мог поговорить с вашим лидером, я мог бы убедить его положить конец его тщетным амбициям. Ему нужно будет сдаться, и он и его люди должны сложить оружие, присягнуть на верность императору Нерону и принять наши законы.
— А ты не о многом просишь? — цинично ответил Кальгарнон.
— Я спрашиваю, что мне нужно. Если бы он согласился на условия, я бы дал слово, что никаких последствий не будет. Никаких распятий, никого не обратят в рабство.
— Я видел, чего стоит твое слово. Беникию обещали безопасный проход. Но твои люди попытались нас всех зарубить. Слава богам, что он и некоторые другие сбежали, чтобы распространить весть о твоем предательстве. Теперь наш народ узнает, насколько ненадежно слово Рима.
— Нападение на ваших людей было достойным сожаления, — признал Катон. — Мои солдаты увидели тела людей, которых вы пытали. Они захотели отомстить за своих товарищей и действовали до того, как их смогли остановить. За это они будут наказаны.
— И ты опять дашь свое слово?
Насмешливый тон вернулся, и у Катона окончательно опустились руки. Пытаться дальше урезонить молодчика не имело смысла. Пора было прояснить ему ситуацию. Он встал и молча смотрел на него несколько мгновений, прежде чем заговорить.
— Мне нужно знать, где разбил лагерь ваш так называемый царь. Мне нужно знать, сколько у него воинов. Если ты скажешь мне сейчас, я позабочусь о том, чтобы ты был избавлен от опасностей и тягот рабства и, кроме того, был вознагражден. Времени мало. Если ваши люди еще не перебрались в другую цитадель, я осмелюсь сказать, что они скоро это сделают. Если ты не согласишься сказать мне, чего я хочу, и откажешься вести меня к ним, прямо сейчас я прикажу одному из моих людей пытать тебя, пока ты не сделаешь этого. Я должен предупредить тебя, Кальгарнон, что Рим хорошо обучает своих дознавателей. Они не доведут тебя до смертельной агонии. Человек, которого я позову, чтобы сломать тебя, — один из лучших. Возможно, ты думаешь, что ты храбрый. Возможно, ты думаешь, что сможешь продержаться достаточно долго, чтобы ваши люди решили отказаться от своей нынешней позиции. Могу заверить тебя, что ни то, ни другое не соответствует действительности. Ты сдашься. И сделаешь это раньше, чем ты думаешь. Ты будешь умолять меня прекратить твои страдания. Ты будешь готов рассказать мне все, чтобы положить этому конец. Все, чего ты добьешься, — это малейшая из задержек, ценой мучений, последствия которых будут преследовать тебя до самого последнего дня твоей жалкой жизни калеки, и ты будешь выставлять эти безобразные шрамы от этих пыток на всеобщее обозрение. Ты этого хочешь, Кальгарнон?
Юноша сглотнул и отвернулся, отвечая. — Я ничего тебе не скажу.
— Мне очень жаль это слышать, правда. — Катон повернулся к стражнику, и все следы нежности исчезли из его голоса. — Отведи пленного в штаб. Приковать его к дисциплинарному столбу, а затем пошли за Аполлонием.
*******
Преторий перед штабом каструма был метров двенадцати в поперечнике с гладкими плитами, покрывающими землю. Воздух был неподвижен, и с чистого неба палило солнце. Столб для наказания, высокий толстый кусок дерева, поддерживаемый поперечными опорами, был установлен в центре претория, и Кальгарнон был надежно прикреплен к нему, его руки были связаны и привязаны к железному кольцу на вершине столба. Раздетого догола его оставили висеть на руках, его пальцы ног свисали в нескольких сантиметрах от земли. Рана на плече делала отчаянное положение пленника еще более болезненным, и он время от времени стонал, когда больше не мог сдерживать свои страдания.
Из-за стен штабного барака доносились звуки загрузки очередного конвоя с припасами, чтобы обеспечить колонну, которую Катон намеревался вести против разбойников. Все силы в лагере вместе с небольшими отрядами ополченцев, набранных из ближайших городов, должны были выступить, как только он отдаст приказ. К Четвертой когорте был отправлен посланник, чтобы там выделили две центурии, с задачей выдвинуться на юг и встать гарнизоном в форте в отсутствие колонны, чтобы успокоить жителей Августиса.
Два часовых были оставлены для охраны пленника, больше для того, чтобы не дать Кальгарнону найти способ убить себя, а не для того, чтобы остановить любую попытку побега. Кроме них троих, на претории никого не было. Аполлоний приказал закрыть ворота на главную улицу, а служащим использовать дверь в задней части главного здания.
— Немного тишины всегда нервирует наших клиентов, — объяснил он Катону, когда они смотрели на двор претория из окна второго этажа.
— Клиент? Странный выбор слова.
— Мне так удобнее, чем называть его жертвой.
Катон с удивлением посмотрел на агента. — Только не говори мне, что ты такой чувствительный.
— Вряд ли,
