Шрифт:
Закладка:
Кстати о Гайдаре. Я несколько раз замечал, что он частенько, особенно по вечерам, сидит какой-то печальный. Как-то подсел к нему.
– Что взгрустнулось добру молодцу? Аль кручина какая одолела? – попытался шуткой несколько расшевелить его.
– Родина моя тут, рядом, – вздохнул Гайдар. – Я же родом из Льгова. Отец с матерью преподавали в начальной школе для детей рабочих, и мы жили в квартире при ней. Это потом уже, когда мне было пять лет, мы переехали под Сормово и через год – в Горький, он тогда ещё Нижним Новгородом был. А сейчас вот тоска что-то навалилась. Родные места, как-никак.
– А знаешь, друг мой Аркадий, – сказал я после недолгих размышлений, – бери-ка ты машину с водителем и съезди навестить родные места. Город совсем недавно освободили, и людям, особенно детям, будет приятно, что их знаменитый земляк о них не забыл. Документы тебе выпишем, чтобы всё было как положено, и вперёд. Тут по прямой километров семьдесят будет. Ну, по дороге, понятно, и все сто. Так что даю тебе краткосрочный отпуск сроком на трое суток.
Гайдар вернулся из Льгова довольный. Школа, как и квартира, где он жил с рождения, не пострадали. Прямо там, в школе, организовали его встречу с детьми, и он с удовольствием пообщался с ними. Представляю, как рады были дети увидеть любимого писателя (а его действительно любили), да не просто писателя, а ещё и с голубыми петлицами авиатора.
В конце июня меня срочно вызвали в Москву. Причину вызова не объяснили, но приказали вылететь без промедления. И это в то время, когда со дня на день начнётся немецкое наступление, да и уже сейчас интенсивность воздушных боёв всё нарастала и нарастала. Настолько, что мы начали нести потери. За месяц мы потеряли двух лётчиков на Ла-5 убитыми и четыре самолёта, из которых один – «кобра». Гоч словил плюху от «фоккера». Хорошо хоть сам отделался лишь парой царапин, да едва не налетел на стабилизатор, когда выбросился с парашютом из горящей машины. На остальных истребителях эскадрильи тоже хватало отметин от немецких пуль и снарядов.
И вот в такое время я на «дусе» в качестве пассажира вылетел в столицу.
Вот кого я не ожидал увидеть в кабинете Сталина, так это айр-маршала Ли-Мэллори. Кроме него и самого Сталина здесь же присутствовали нарком иностранных дел Молотов, нарком внутренних дел Берия и посол Великобритании в СССР Арчибальд Керр. Ну и, как я понял, переводчик и фотограф. Хотя переводчик – это скорее для тех же англичан и Берии. Во всяком случае, как я узнал ещё там, в будущем, Сталин довольно неплохо знал английский, хотя и не подавал вида, и это знание во время переговоров с союзниками давало ему некоторую фору во времени, чтобы обдумать сказанное.
Не ожидал я и того, что произошло после моего доклада о прибытии и взаимных приветствий.
– Сэр! – начал Ли-Мэллори. – Я нахожусь здесь по поручению её королевского высочества принцессы Елизаветы. Её королевское высочество выразила сожаление, что такой прославленный рыцарь-воин не имеет своего рыцарского меча, и поэтому в знак признания ваших воинских заслуг она поручила мне вручить вам, сэр рыцарь Копьёв, этот меч.
Из-за его плеча вышел посол Керр, держа в руках продолговатый предмет, завёрнутый в красный бархат. Айр-маршал бережно принял его у посла и, развернув, с лёгким поклоном вручил мне меч в ножнах.
В этот момент я, что называется, подвис. Вот никак не ожидал я такого алаверды от английской принцессы. Однако не принять нельзя: это уже дело государственное. Поэтому со всем возможным почтением беру в руки меч. А ничего так подарочек. Вынимаю его из ножен. На отполированном до зеркального блеска обоюдоостром лезвии длиной чуть меньше метра с обеих сторон гравировка: «Храброму рыцарю, отважному лётчику-истребителю гвардии майору Красной армии Копьёву в знак признания его воинских заслуг от принцессы Елизаветы». С одной стороны на русском языке, а с другой стороны – на английском.
Я приложился губами к клинку и вернул его в ножны.
– Сэр айр-маршал! – обратился я к Ли-Мэллори. – Прошу вас передать её высочеству, что этот меч будет обращён исключительно против нашего общего врага и любых других сил зла.
После недолгих обменов любезностями англичане с фотографом откланялись, и мы остались в кабинете одни.
– Видал, Лаврентий, какие у нас орлы, – кивнул Сталин в мою сторону. – Он там в Англии уже с принцессой умудрился познакомиться, и она ему такие подарки шлёт.
– Может, ты, майор, рановато женился? – решил, видимо, Берия, поддержать шуточный тон хозяина кабинета. – А то бы с английским королём породнился.
– Я свою жену и дочку, товарищ Берия, и на тысячу их принцесс не променяю, тем более что я ни одной в глаза не видел, – ответил я серьёзно.
– Хорошо сказал, молодец, – уже без улыбки произнёс Сталин. – Мы тут с товарищами вспомнили, что в суматохе позабыли об одном важном деле. Ведь тебе ещё как дважды Герою полагался бюст на родине, а так как ты награждён уже трижды, то есть мнение, что бюст будет стоять здесь, в Кремле. Так что сегодня вам, товарищ Копьёв, следует посетить скульптора. Он уже извещён и ожидает вас.
Два дня! Два дня я потратил на то, чтобы по нескольку часов неподвижно сидеть на стуле. И это тогда, когда дорога каждая минута. Хорошо хоть меч сдал под расписку на хранение в Спецхран: а куда мне его девать на фронте? Ох и вымотал меня этот самый скульптор. И так сядь, и вот так голову подними, и вот такое выражение лица прими, и вообще не шевелись. В общем, я банально сбежал от него сразу после того, как он сказал, что, в принципе, уже кое-что начало получаться.
Немцы пятого июля, как это было в известной мне истории, наступление не начали. Не начали они и шестого, и седьмого. Видимо, отсутствие Манштейна, упокоенного мной под Ленинградом, как-то сказалось на сроках начала операции «Цитадель».
А восьмого рано утром к нам приехал полковник Андреянов с ещё одним полковником с пехотными петлицами, представившимся как полковник Гулыгин из разведупра.
– Выручай, майор, – начал Андриянов, – вся надежда на тебя. Со Ставкой всё согласовано и получено добро на участие в операции вашей эскадрильи. Товарищ Гулыгин введёт в
