Бросаюсь к тому, что лёг в кустах. Готов. Даже контроль не требуется. Аккуратная дырочка чуть выше переносицы ясно говорит о том, что клиент уже в стране вечной охоты. Надеюсь, в качестве дичи. А вот второй оказался живым, хоть это и ненадолго. Быстро освободил его от ремня с кобурой и подсумками, закинул бывший при нём карабин за спину и за руки потащил фрица в низинку, в которой уже находился его более везучий напарник. Уложил немца чуть в стороне и бегом вернулся на дорогу за мотоциклом. Потом, насколько смог, замёл все следы отломанными ветками.

Раненый немец начал приходить в себя и первое, что он попытался сделать, это подползти к своему убитому камраду с целью завладеть оружием. Хотя подползти у него явно не получалось: сложно это сделать с переломанными ногами и дыркой от пули в груди.

Увидев меня, немец замер. Я с самой доброжелательной улыбкой, на какую только был способен, вытащил нож из ножен и сделал шаг в его сторону. Почему-то наш гость из не очень-то солнечной Германии моё дружелюбие не оценил. И без того бледное его лицо побелело ещё больше, а в глазах застыл животный ужас. Ну ещё бы. Он сейчас видит перед собой злобного русского, изгвазданного болотной тиной по самую макушку, радостно улыбающегося в предвкушении разделки ножом тушки ещё живого германского цивилизатора, несущего варварам на востоке свет европейских ценностей.

– Найн, найн, – чуть слышно просипел фриц. Было заметно, что у него от страха отказывают голосовые связки. – Bitte! Tote nicht! Ich flehe dich an![97]

– У меня для тебя плохие новости, камрад.

Немец от удивления даже замер. Ну да, мне не раз говорили, что на немецком я говорю так, словно всю жизнь прожил в Берлине.

– Сегодня ты умрёшь. Но у тебя есть выбор, как умереть. Если ты отвечаешь на все мои вопросы, то я тебя зарежу не больно: чик – и ты уже на небесах. Но если ты решишь изображать из себя героя рейха, то я порежу тебя на ремни, а потом разрежу твой живот, и ты будешь долго и мучительно умирать, глядя на свои вывалившиеся кишки.

Стараясь не глядеть на только что зарезанного мной фрица, я подсчитывал трофеи. Не то чтобы мне было как-то не по себе. Нет, ничего такого я не испытывал. Просто неприятно было смотреть на его перерезанную шею и залитое кровью тело – чисто эстетически. Вот удивительное дело. Было такое, что довелось мне пару-тройку раз кур резать, так сердце кровью обливалось от жалости. Я потом есть не мог лапшу, сваренную из них. А тут перерезал человеку ножом горло, и хоть бы что-то в душе шелохнулось. Хотя человеку ли? Впрочем, он свой выбор сделал сам.

На вопросы немец отвечал довольно бодро и подробно. Его с унтер-офицером отправили на патрулирование и на всякий случай предупредили, что в их зоне ответственности может объявиться сбитый русский лётчик. Хотя, как он сказал, командование было уверено, что лётчик погиб.

Партизан в непосредственной близости нет, хотя неделю назад в нескольких километрах выше по течению был взорван железнодорожный мост через Днепр. Сейчас там полным ходом идут восстановительные работы, и всё вокруг оцеплено охранными подразделениями и полицией из местных. Западнее шли бои с партизанами, и сейчас охранные части при поддержке армейцев и полицаев из местных проводят зачистку местности.

А потом фриц всё же решил испытать свою судьбу и дёрнулся к лежащему чуть в стороне на земле ремню с пистолетом в кобуре. Если честно, то я даже в какой-то мере был благодарен ему. Не знаю, смог бы я вот так хладнокровно зарезать его. А тут как-то само собой получилось резко махнуть рукой с зажатым в ней обратным хватом отточенным до бритвенной остроты ножом. Немец схватился руками за перерезанное горло в тщетной попытке остановить бьющую толчками кровь. В глазах его застыл ужас вперемешку с какой-то обидой, и он завалился на бок. Ну да туда ему и дорога.

Я вытер нож о его брюки и, убрав его в ножны, занялся трофеями. Вот чем-чем, а трофеями мы, лётчики, обделены. Но тем они и ценнее для нас в целом и для меня в данный момент в частности.

От двух убитых фельджандармов мне досталось следующее. Мотоцикл без коляски – две штуки, из них один явно больше никуда не поедет, так как фриц, укативший на нём в кусты, умудрился на полном ходу наскочить на невесть откуда взявшийся здесь пень. В общем, переднее колесо в хлам. Автомат MP-40 (а может, и MP-38, я их так и не научился различать) – одна штука; магазины к нему – четыре штуки, из них один пристёгнут к автомату и три в подсумке; карабин «Маузер-98к» – одна штука; патроны к нему в обоймах по пять штук в подсумках; бинокль – одна штука; два пистолета «Вальтер Р-38» и по два запасных магазина к каждому из них.

Вот, кстати, вспомнил, как об этих пистолетах отзывались сами немцы. Они говорили, что из него можно сделать восемь предупредительных выстрелов и один точный бросок.

Кроме оружия в пристёгнутых к мотоциклам брезентовых сумках нашлись хлеб, два круга копчёной колбасы, шмат солёного сала граммов так на пятьсот, несколько банок консервов и термос с ещё горячим кофе. Удивительно, но после всех кульбитов он уцелел.

Я сложил все продукты в сумку целого мотоцикла, надел пояс с кобурой и вальтером в ней. Второй пистолет, как и свой ТТ, отправил к продуктам. Пока я возился, по дороге проехали первые две грузовые машины. Я замер, но грузовики проехали не останавливаясь. Значит, ничего подозрительного не заметили.

А ещё это означало, что мне пора было двигать в путь, пока на дороге не началось интенсивное движение. Можно было бы, конечно, где-то затихариться, зная, что через пару месяцев здесь уже будут наши, но, во-первых, это не в моих правилах – прятаться, а во-вторых, таких убежищ поблизости просто не было. Значит, надо было искать возможность переправиться на восточный берег Днепра и двигаться навстречу нашим войскам.

Я быстро перекусил чем фюрер послал, запил всё это тёплым кофе из термоса и, поднатужившись, выкатил мотоцикл на дорогу. Выглядел я, конечно, немного странновато. День обещал быть тёплым и ясным, а на мне был накинут плащ-накидка. Увы, но переодеться в немецкую форму не