Шрифт:
Закладка:
Всё ещё качая головой, она схватила свою матерчатую сумку и бросилась к входной двери, которую с грохотом захлопнула.
Я повернулась к Крузу. — Как ты можешь так с ней разговаривать?
— Разговор с ней любым другим способом заставил бы её поверить, что она может помочь, а она не может. По крайней мере, не рискуя своей жизнью. Ты бы предпочла, чтобы я рисковал её жизнью?
Я поджала губы.
— Конечно, нет.
— Тогда не впутывай её. Не впутывай Доусона. Не вовлекай никого, кого ты не готова потерять.
Тогда я подумала об Эйсе. Как я его втянула. Я не была готова потерять его, и всё же я подвергла его опасности.
— Почему ты хотел узнать о чернилах?
Он сложил листок и снова сложил его.
— Потому что у меня не было контакта с формой с тех пор, как Харени был закрыт, поэтому я не смог передать им бумагу. Но если ты не можешь это прочитать, то и они, вероятно, тоже не смогут. Что сделает невозможным их путешествие через порталы в Ночь Тумана. Хотя есть вероятность, что, несмотря на то, что это выглядит невидимым, чернила всё ещё там.
— Эйс тебе всё рассказал?
Он кивнул.
Я прикусила внутреннюю сторону щеки.
— Это и есть план? Чтобы освободить их за пределами Неверры?
— Им нужны тела.
Я сморщила нос. Несмотря на то, что я понимала — ну, вроде того, — как быть нематериальным может расстраивать, захват человеческих тел звучал жутко, как что-то из «Экзорциста».
— Максимус сопроводил Неблагого, который, в конечном итоге, поселился в теле Негонгвы, через портал, верно?
— Правильно.
— Так почему ты не можешь вывести их по одному?
— Потому что после того, как это произошло, Максимус изменил магию порталов.
— Тогда изменим магию.
Он фыркнул.
— Это не так просто, Катори. Как ты, возможно, знаешь теперь, когда твои знания о нашей истории расширились, Максимус был хитёр. Он приказал убить фейри, который изменил магический алгоритм.
— И что? Никто не может исправить то, что он сделал? Если ты потеряешь ключ, смени замок.
— Чтобы сменить замок, нам нужно было бы выяснить, где находится замок. И как он выглядит. Это может быть где угодно в Неверре и может выглядеть как что угодно… лист, чашка, кусочек соломы.
— Ты шутишь.
— На случай, если ты забыла, фейри любят свои маленькие игры так же сильно, как им нравится обманывать людей.
О, я очень знала.
— Так как же вы избавляете людей от их печатей портала, если вы не знаете, где находится замок?
— Печать портала похожа на выключатель света, а не на ключ. Их можно включать и выключать.
— Значит, всё, что нам нужно сделать, это снова включить печать Лили? Кого мы должны убедить? Грегора?
— Печать Лили не была выключена, Катори. Она была изменена, так что порталы будут отталкивать Лили, с сопровождением или без него.
— Так как же нам вернуть это обратно?
— Она может измениться обратно только в том случае, если истечёт срок действия причины её изменения.
— В смысле?
Он провёл рукой по волосам.
— Это значит, что когда я умру, умрут и все узы — живые или разорванные — связанные со мной.
Грохот взорвался в моей груди, медный, пронзительный.
— Это… Этого не может быть… Это было твоё решение?
Лицо Круза представляло собой лоскутное одеяло из напряженных плоскостей, которые складывались там, где они соединялись.
— Нет. Я надеюсь, — он щелкнул сложенным листом бумаги, который всё ещё сжимал в руках, — я надеюсь, что это поможет ей пройти.
Тишина наполнила квартиру и успокоила моё бешено колотящееся сердце. Он надеялся, что клочок бумаги сможет как-то противостоять испорченной печати Лили.
— Что, если это не сработает? — моя прагматичная сторона подняла голову.
— Тогда я покончу с собой.
— Для супермозга это паршивое решение. Паршивое.
Он тихо зарычал.
— У тебя есть вариант получше?
— Вообще-то да. Давайте уничтожим Котёл.
Он фыркнул.
— Ты не можешь уничтожить Котёл.
— Почему нет?
Колючая улыбка тронула губы Круза.
— Как ты думаешь, откуда взялась Неверра? Котёл — это место рождения каждой отдельной вещи и бытия здесь. Ты уничтожишь Котёл, ты уничтожишь Неверру.
Я почувствовала, как мои брови приподнялись к линии роста волос.
— И всё же должен быть другой способ…
— Добро пожаловать в мой крестовый поход. Предупреждаю тебя, это приводит в бешенство. Каждая дорога, которую я исследую, ведёт к новой стене. Ты — первая трещина, которую я нашёл, а я уже давно ищу трещины.
— До меня были и другие. Почему ты не использовал Мевари, или Чатву, или Айю, или мою мать? Или Айлен? — наверное, мне не следовало напоминать Крузу об Айлен. Скорее всего, он не забыл о ней, но всё же.
— У моего отца была идея привести Дэниели в Неверру, но моя мать убила его прежде, чем он смог убедить Адетт и Мевари вернуться. После его смерти никто и не думал избавляться от тумана. В школе нас учили, что это защищает нас от злой формы. Зачем нам уничтожать щит? Но потом я узнал правду, и его крестовый поход за мир и справедливость стал моим, — он глубоко вздохнул. — Лея была той, кто научила меня, что формы не были нашими врагами. Именно она рассказала мне о намерениях моего отца и о книге, которая поможет охотникам отправиться в Неверру. Она верила, что приведение их сюда разрушит власть тумана над Харени. К сожалению, это не сработало.
— Что ты имеешь в виду, это не сработало? Страницы не сработали?
— Страницы сработали. Чатва прошла через портал, но…
Я ахнула.
— Чатва здесь? — она не утонула!
— Она была здесь. Ещё в 1938 году. Но её присутствие не рассеивало туман. И прежде чем она смогла добраться до полян и активировать свою другую природу, её казнили. Охотник в Неверре? Ты можешь себе представить, как отреагировала на это моя мать, — глаза Круза, казалось, остекленели при воспоминании.
— Она мертва? — пробормотала я, понимая, что лелеяла надежду, что каким-то образом, где-то, она всё ещё жива.
— Это была публичная казнь. Моя мать обуглила тело твоей прабабушки своим драконьим огнём, а затем отравила её газом, — его грудь вздымалась, как будто внутри него поднималась волна тошноты. — После этого наши отношения с формой стали напряженными. И это хорошо сказано. В Ночи Тумана жителям Сили было велено оставаться в своих домах и брызгать на двери лимонным соком или уксусом. Дворец был залит уксусом. От него так и разило. Неверра пахла этим целую вечность, — он поморщился. — Только недавно мы