снова коснулась уха, провела кончиками пальцев по шее, нашла тонкие бороздки и морщинистую кожу. Это была моя собственная кровь.

Только моя кровь.

Не моей матери.

Не моего отца.

— Кэт!

Я резко обернулась. Нашла Эйса там, где была моя мать.

— Оно было не чёрным, — прошептала я.

Два лусионаги оттащили его назад. Он сбросил их с себя.

— Что не было чёрным?

Чёрный.

Плюх.

Чёрный.

Плюх.

— Поговори со мной, Кэт! Что не было чёрным?

— Я…

Хлопки превратились в свист. Дул ветер, влажный и дикий, завывая в ветвях дерева, проскальзывая сквозь щели в дощатых стенах нашего крошечного домика, взъерошивая одеяло из полярного флиса, обернутое вокруг наших тел, шуршащее и грубое.

Запах дождя, стирального порошка и растительного масла наполнил меня. Свеча вспыхнула, а затем со свистом погасла. Я затаила дыхание, но потом тоже выпустила его со свистом.

Рука шевельнулась в темноте, легла мне на плечи, притянула меня к острому плечу. Тощая рука.

— Не бойся.

Я втянула воздух и оттолкнулась от костлявого тела.

— Блейк?

— Этот дом защитит нас.

Безопасно.

— Хочешь поиграть в палача?

— Палача?

— Где ты должна угадать буквы, прежде чем я тебя повешу.

— Ты повесишь меня?

— Если ты не угадаешь слово.

— Мы никогда не играем в палача.

— Во что мы обычно играем?

— Крестики-нолики.

— Хочешь вместо этого поиграть в крестики-нолики?

— Я ничего не вижу.

— Дай мне свою ладонь.

Я протянула Блейку ладонь, почувствовала, как ноготь мягко скользнул по моей ладони, образуя букву X.

— Где находятся линии?

— Ты должна провести черту. Тебе нравится рисовать линии.

— Блейк, ты действительно здесь?

— Прикоснись к моему лицу.

Я провела дрожащей ладонью по правой стороне его лица. Нашла ухо там, где его не было, когда я видела его в последний раз.

— У тебя снова оба уха?

Я провела рукой по большей части его лица, которую не могла разглядеть, потому что было так темно.

Его скулы были твёрдыми под подушечками моих пальцев.

— Твоё лицо. Оно зажило.

Взрыв. Рядом со мной прогремел взрыв. Я вцепилась в Блейка, спрятала лицо в изгибе его шеи. Когда воцарилась тишина, я провела пальцами по его лицу, чтобы проверить, там ли он всё ещё. Кожа под моими кончиками пальцев провалилась, как суфле, вынутое слишком рано, сдуваясь над хрящами его лица. Его нос расплющился. Один глаз блестел, другой — нет.

Воздух стал плотнее, пахло кожей и паром.

— Что происходит?

Его рука крепче обхватила меня, больше не узкая и костлявая. Рука была сильной и раздавила меня. Прижала меня к груди, которая была твёрдой и холодной.

— С тобой был мой первый поцелуй, — сказал Блейк. — Пусть будет и последний, Кэт.

— Твой последний?

Воздух сгущался до тех пор, пока не кончился кислород, остался только затхлый, едкий запах автомобильных выхлопов.

— Мы должны выбираться отсюда, — я закашлялась, схватившись за горло. — Блейк…

Чей-то рот опустился на мой, притянул мои губы к себе, как присоска. Я упёрлась рукой в грудь, покачала головой из стороны в сторону, но губы не отпускали мои. Я царапалась, визжала, но звук только скользнул из моего горла к Блейку, не вырвавшись наружу. Я схватила его за щеки, толкнула, надавила, ущипнула. Ничего. Я вцепилась ему в уши и дёрнула.

Уши.

У Блейка было только одно. Второе он потерял во время войны.

Но я держала два уха.

Два.

Рот освободил мой, и я хватала ртом воздух.

Воздух, который не был загрязнен парами.

Тьма отступила, стала пурпурной и золотой.

Блейк исчез.

Лица столпились вокруг меня. Глаза. Сотни из них наблюдали за мной. Я повернулась, голова раскалывалась, сердце бешено колотилось.

— Сколько? — прохрипела я — Ещё?

Вокруг меня раздался коллективный вздох.

— Она только что с нами разговаривала?

— Должно быть, она всё ещё в трансе.

— Нет.

— Да.

— Невозможно.

Я подошла к решётке, обхватила её пальцами и уставилась на ребёнка с длинным узким лицом и такими красными губами, что они казались потрескавшимися. Я вспомнила, как мой отец говорил мне, что при нападении кричать толпе о помощи бесполезно. Ты должна была выделить одного человека и назначить его, чтобы он спас тебя. Волнуй их, и они забеспокоятся, сказал он.

Я указала на мальчика в тунике, такой же яркой, как его губы.

— Ты в красном, сколько ещё?

Его глаза, которые уже съели большую часть его лица, расширились.

Клетка затряслась. Я отлетела назад к решетке. Моя голова ударилась о металл. Звёзды взорвались на краю моего поля зрения. Вцепившись в прутья решетки, чтобы удержать своё тело в вертикальном положении, я вытянула шею вверх.

Тёмные кудри упали на гладкий лоб, зелёные глаза впились в моё лицо, длинные пальцы обхватили решетку.

— Круз…

Неужели он пришёл, чтобы освободить меня? Неужели моё время закончилось?

Его губы шевельнулись, и я напряглась, чтобы расслышать его слова, но если они и были, то затерялись в потоке воздуха, который со свистом пронёсся сквозь прутья клетки, распустив мой конский хвост.

Он сильно дёрнул, затем отпустил клетку, отправив её вверх. Я обхватила ногами прутья решётки и стиснула зубы, когда мой желудок подскочил к горлу. Вздохи, крики, вопли эхом отдавались вокруг меня. Огненные точки проносились вокруг Круза, как падающие звёзды.

Другое тело метнулось к нему, схватило его, ударило кулаком. Как в флипбуке, действие разворачивалось всплесками движения.

Случайные слова кололи мой гудящий разум: купол, дефектный, Благой, кровь, туман.

Я закрыла глаза, пока клетка не выровнялась и не успокоилась, пока мои распущенные чёрные пряди не перестали хлестать меня по щекам и лбу. Было ли затишье началом нового кошмара? Пульс бешено колотился, я приоткрыла веки, и в моём закрытом волосами поле зрения расцвело красное пятно.

Я всё ещё была в Неверре. Я не осмеливалась отпустить решетку, боясь упасть. Это был маленький мальчик с обожженными от холода губами. Он дважды взмахнул раскрытой ладонью в воздухе.

Десять.

Десять, что?

Минут?

Послышались крики. Я извивалась в клетке. Прижалась лбом к решётке. Блестящее лассо обвилось вокруг извивающегося тела Эйса, сдавило ему горло, прижало руки к туловищу, свело ноги вместе. Нечеловеческий крик сорвался с моих губ, когда он бился и извивался.

Круз злобно посмотрел на свою захваченную добычу, затем поднял руку, в которой не было золотого лассо. Ленты пыли извивались на его ладони, танцевали в его диких глазах. С диким рычанием он взметнул пыль. Как сухой песок, она соскочила с его руки и попала Эйсу в лицо.

Эйс замер.

— Круз. НЕТ! — я закричала.

Я потянула за прутья, пытаясь раздвинуть их, но металл выдержал.

— Нет!

Лицо