Шрифт:
Закладка:
Триумфальному шествию Бонапарта по Европе требовалась немедленная передышка…
Конец первой части
Часть вторая
Глава третья
I
Власть, покоящаяся на силе меча, недолговечна. Насилие не способно что-либо создать. В мире существуют только две силы: сила ума и сила меча. Но надолго всегда побеждает ум.
Мир, конечно, не может обходиться без тюремщиков, мясников и палачей. Но мало кто с охотой берет на себя эти обязанности.
Губернатор Хадсон Лоу в качестве тюремщика. – Размышления Наполеона о своем новом статусе на острове. – Доктор О’Мира бьет тревогу. – Первые симптомы серьезного заболевания. – Корсиканец Сантини в роли несостоявшегося убийцы. – Высылка с острова приближенных Пленника, в частности графа де Лас Каза и его больного сына
…Британцы во главе с Хадсоном Лоу оставались на Святой Елене тюремщиками. Губернатор не мог мириться с тем, что здесь, на острове, кто-то имел собственное, отличное от его точки зрения мнение. И когда доносили, что Сосед, глубоко наплевав на указания местной администрации, сделал то-то и то-то, привычное спокойствие генерала испарялось как дым.
Вообще, от былого английского генерала – надменного, недоступного и уравновешенного – того, который впервые прибыл в Джеймстаун, уже через год не осталось и следа. Ну разве что надменность британского индюка. В остальном же губернатор, с головой окунувшийся в непримиримую борьбу (или – войну?) с поверженным противником, решительно преобразился: он стал до неприличия дерганым, злым и вспыльчивым. Лицо англичанина, обычно слегка бледное, теперь при разговоре с подчиненными (не говоря уж о французах) либо покрывалось пятнами, либо начинало отливать опасной багровостью. Британец стал неврастеником. Привыкшего к беспрекословному подчинению, в отношениях с Бонапартом и его окружением сэра Лоу раздражало буквально все. Эти «лягушатники» вели себя просто вызывающе! Казалось, их целью являлось противостоять тому порядку вещей, который пытался установить здесь губернатор. И Хадсон Лоу в этом ничуть не сомневался. Поэтому, будь его воля, он уже давно бы приказал вывести «узурпатора» к краю скалы и дать залп из двух десятков ружей. К чему все эти церемонии, когда и так ясно: свои дни Сосед закончит на Святой Елене – и только здесь! И пока на острове за главного Хадсон Лоу, его лютым противникам отсюда не выбраться…
Упрямство – признак глупости. Поэтому, характеризуя обладателя данного качества, прибегают к такому определению, как тупое упрямство. Подобному типу невозможно втолковать очевидное – даже тогда, когда он абсолютно неправ или глубоко заблуждается. И в этом вся беда. С упрямцами, да еще при власти, жить рядом почти невозможно, а если и приходится – разве что выживать, испытывая при этом значительные мучения.
Губернатор острова Святой Елены был удачным образчиком тупого упрямца. Чиновник не желал считаться ни с людьми, ни с обстоятельствами. Свое предназначение на том посту, который ему доверило британское правительство, он видел в единственном – в расправе над пленным противником. И это при том, что в планы самого правительства это никак не входило. Однако до метрополии было далеко, а клочок суши посреди океана, где этот самый Хадсон Лоу являлся законным представителем законной власти, – вот он, под ногами… Все инструкции и рекомендации, присылаемые на остров, по мнению губернатора, не имели с существующим положением дел ничего общего. Узник, находившийся под его надзором, должен был стать именно узником, но никак не туристом, волею судьбы оказавшимся в этих местах. Поэтому обращаться с ним следовало соответствующе: как с провинившимся человеком, отбывающим здесь пожизненное наказание. И Хадсон Лоу старался.
Дело осложнялось тем, что с первых же шагов Наполеона на острове с содержанием Пленника все пошло не так, как хотелось бы тюремщикам. Во-первых, никакого узника в полном понимании этого слова на Святой Елене и близко не было: здесь жил Сосед. Причем так Бонапарта прозвали сами же британцы – вернее, узкий круг английской миссии на острове. Во-вторых, французы в глазах тех, кто сюда их выслал, повели себя достаточно неожиданно: они не считали себя военнопленными. Хотя правильнее было бы сказать, таковым не считал себя сам Наполеон. И это явилось основным камнем преткновения между Императором и губернатором.
Следуя логике поверженного «узурпатора», его никто не захватывал в плен ни на поле боя, ни позже: Бонапарт по собственному желанию, «подобно Фемистоклу, пришел к очагу английского народа», отдав себя «под защиту его законов». Вчерашний «покоритель Европы» посчитал, что англичане «наиболее великодушны» из всех его противников. В конце концов, именно это и стало основной ошибкой Наполеона. Перейдя с брига «Ястреб» на британский военный корабль «Беллерофон», этот человек в тот же миг оказался пленником.
После появления на острове Святой Елены Хадсона Лоу началось неприкрытое противостояние двух лагерей. Британцу, конечно, было проще, ведь именно он олицетворял здесь законную власть. И можно представить негодование этого уполномоченного чиновника, который воочию наблюдал, как буквально у него под носом, вопреки всем инструкциям и приказам, появился Французский двор во главе со свергнутым Императором. Ничего удивительного, что дерзкое непослушание со стороны Двора пришлось выжигать каленым железом.
Перво-наперво следовало как можно жестче ограничить связь французов с внешним миром. Солдатские посты по периметру и строгий пропускной режим отчасти способствовали решению этой проблемы. Но только отчасти. Оставалась еще переписка Двора с материком. И с этим следовало что-то делать. Необходимо было найти существенную зацепку, которая послужила бы оправдательной причиной репрессивных мер в отношении Пленника. И она была очень быстро найдена. Выяснилось, что в переписке французов обязательным атрибутом являлось обращение, направленное на выделение императорского статуса Наполеона («Ваше Величество», «Ваше Императорское Величество» и пр.). И это стало важнейшей зацепкой: Бонапарт никакое не «Величество»! По крайней мере с тех пор, как оказался пленен англичанами. Никаких «Императоров»! Здесь, на Святой Елене, есть только «генерал Бонапарт» – и точка! Так считал Хадсон Лоу.
Иного мнения придерживался сам Пленник.
– Меня никто не лишал титула императора, – говорил Наполеон в разговоре с доктором О’Мира. – Я отрекся от трона Франции, но не от титула императора. Я не называю себя Наполеоном, императором Франции, но императором Наполеоном. Монархи, как правило, сохраняют свои титулы. Например, испанский король Карл после отречения в пользу своего сына сохраняет титул короля. Будь я в Англии, я бы не называл себя императором. Эти канальи хотят представить дело так, будто французская нация не имела права делать меня ее монархом. В таком
