это случилось во время завтрака, столовая и весь вагон были совершенно разбиты, император помог выбраться из развалин жене и детям и, едва убедившись, что дети живы и здоровы, оба поспешили помогать раненым, которых было очень много. Императрица «перевязывала пострадавшим раны, делая бинты из своего шарфа и нижних юбок». Все пережили страшные часы и минуты, но даже и это грозное происшествие не изменило порядка жизни царской семьи.

Так и шла их жизнь до тех горестных дней, когда болезнь и смерть поразили императора. Всё уже шло скоротечно, не помогал и крымский климат, и тишина Ливадии. Император страшно похудел от острых болей в груди, сильного отёка, подступавших одышки и слабости.

Страдания свои он переносил стоически. Мария Фёдоровна всё время ухаживала за ним, в глубоком душевном сокрушении наблюдая угасание любимого человека. Император до последней минуты сохранял большое мужество, уже умирая, он старался успокоить супругу и, благодарно поглаживая её маленькие ручки, произнёс: «Я совершенно спокоен. И ты будь спокойна».

В какой-то момент врач обнаружил, что сердце императора перестало биться, комната стала заполняться родными и друзьями. С. Д. Шереметев так вспоминает об этих минутах: «В мыслях промелькнуло: что я увижу? Но увидел то, чего, конечно же, помыслить не мог… Спиною к открытой двери в креслах сидел государь. Голова его слегка наклонилась влево, и другая голова, наклонённая вправо, касалась его, и эти две головы замерли неподвижно, как изваяния. То была императрица. У меня промелькнуло: оба живы или они оба умерли?» Оказалось, что Мария Фёдоровна потеряла сознание.

Позднее, после всех долгих дней одиночества, она записала вот такие строки: «Я так и не могу привыкнуть к этой страшной реальности, что дорогого и любимого больше нет на этой земле. Это просто кошмар. Повсюду без него – убивающая пустота. Куда бы я ни отправилась, везде мне его ужасно не хватает. Я даже не могу подумать о моей жизни без него. Это больше не жизнь, а постоянное испытание, которое надо стараться выносить, не причитая, отдаваясь милости Бога и прося его помочь нам нести этот тяжёлый крест!»

А впереди были у неё ещё 34 года жизни, и всё это время она станет носить траур по своему императору.

После смерти мужа она пережила ещё одно тяжкое испытание – умер сын Георгий, которому было всего 28 лет. И горестная мать замкнулась в себе, олицетворяя молчаливое неизбывное горе. А какие ужасающие потери ждали её впереди? Но об этом мы скажем потом, а сейчас возвратимся к жизни царской семьи до всех этих невиданных потрясений.

И, может быть, нам стоит хоть на малое время обратиться к мнению потомков о семейных днях императора? Их много, этих уже давних отзывов, и каждый из них отличается большой теплотой и благодарной сердечностью. Обратимся к воспоминаниям Тихона Николаевича, внука Александра III и Марии Фёдоровны: «Моя миниатюрная Бабушка, казавшаяся ещё меньше рядом с исполинской фигурой моего Деда, за 15 лет могла вполне освоиться со своей новой родиной, новыми порядками и обычаями. Живой и жизнерадостный нрав моей Бабушки приобрёл ей друзей и обожателей в различных слоях российского общества на всю жизнь. Она любила красоту, роскошь, наряды и танцы, и после бедной Дании наслаждалась пышностью русской придворной жизни, которой она и впоследствии придавала блеск и веселье при дворе своего мужа, ставшего Императором Александром III.

Они прекрасно дополняли друг друга. Он был всецело и принципиально человеком долга, человеком прямолинейным, любившим порядок, простоту, скромность. Никогда не был тяжёлым “истуканом”, каким его любят изображать современные горе-“историки”. Обстановка в семье была спокойной и дружелюбной. Следует отметить, что он был очень весел и хорош с детьми, но в семейных делах и вопросе воспитания детей решающее слово оставалось за матерью, она требовала от них послушания и выполнения своих обязанностей. У него было прекрасно развито тонкое чувство юмора. Как пример приведу следующий случай. Мой Дед не очень любил балы, а Бабушка могла танцевать всю ночь! И, конечно, пока Императрица танцует, бал не может кончиться. Тогда Государь, как бы невзначай, прибегал к такой “тактике”-шутке: он подходил как бы невзначай к оркестру и потихоньку отсылал прочь поодиночке музыкантов, пока не оставался последний, который дул на трубе во все щёки “ум-па-па, ум-па-па”. Танцы волей-неволей прекращались.

Весёлая императрица со смехом упрекала супруга в его невинной хитрости, а глаза её сияли любовью и лаской. Её глаза… О них все говорили, как о подлинном женском сокровище, глаза царицы излучали особый свет, «и даже в огромных толпах, приветствовавших её на официальных церемониях, не было человека, которому не казалось бы, что именно на него смотрит эта женщина».

Её обаяние и женскую прелесть признавали все, а в их числе даже и те, кто недолюбливал или же и вовсе не любил самого Александра.

А, кстати, его недолюбливала большая часть императорской фамилии, эти сильно европеизированные люди совсем не принимали его подчёркнутой русскости. И среди них нередко бытовало грубое прозвище императора – «русопят», однажды высказанное весьма светским человеком Иваном Петровичем Новосильцевым. А всех язвительней о царе отзывался его ближний родственник великий князь Константин!

Но нужно отметить, что и император со своей стороны не питал к этому многолюдству царской родни никакой тёплой родственности, держась от них в стороне, а семьёй признавал лишь самый близкий круг, включавший детей и братьев. А всё остальное – лишь «фамилия». Хуже того, Царь-Хозяин не скрывал этого, считал весь фамильный «рай» подлинными трутнями и откровенно порицал их шатания по заграницам. Переезд царской семьи в Гатчину избавил его от обременительных встреч и пустых бесед с членами «фамилии» и дал возможность много работать и быть с семьёй. Так они и жили целых два года…

А с придворными царь в целом был приветлив, но относился к ним достаточно избирательно. Так, если придворные вечера ему не нравились, то вечера в доме князей Вяземских он очень любил, а особенно ценил разум и блестящую русскую речь старой княгини Веры Фёдоровны, с которой беседовал охотно и подолгу. Здесь он вполне чувствовал себя русским человеком среди подлинно русских же людей.

Стоит заметить, что его глубокую преданность русским началам хорошо понимала и ценила его супруга Мария Фёдоровна, и от близкого общения с любимым мужем и его друзьями она и сама в своём облике приобрела нечто как бы старорусское. Стоит посмотреть на её портрет кисти К. Е. Маковского, чтобы убедиться в явности этого удивительно пришедшего качества.

Очень любил Царь-Хозяин и семейную жизнь в Крыму. Обычно туда приезжали не позднее