Шрифт:
Закладка:
Вытащив из парапета отколовшийся кусочек бетона, он бросил его в воду. Мысль о предательстве Гевина по-прежнему жгла душу. Человек, которому он верил, которого называл лучшим другом, который мог знать, что случилось с Тео, но так ничего и не сказал, оставался для него полным тайн и загадок.
В свете вновь открывшихся обстоятельств дело пересматривалось, но Иона особо не тешил себя надеждами. Запись, сделанную тем трагическим утром камерами видеонаблюдения в парке, которая могла бы подтвердить, что женщиной с коляской действительно была Ана Донаури, стерли много лет назад. Без этих кадров или любых других доказательств следствию пришлось оперировать показаниями с чужих слов. Со слов Гевина – не смешно ли?
Бездна, открывшаяся в груди Ионы в утро исчезновения Тео, по-прежнему оставалась черной и пустой, заполнить ее оказалось нечем. Иона станет твердить себе, что, по крайней мере, сейчас он немного приблизился к правде. Но затем он припомнит слова Гевина и станет воспринимать боль от утраты совершенно по-иному.
Конечно, блин, убили.
Он знал, что нет никаких шансов, что его сын еще жив – после стольких-то лет. Но брошенные вскользь, подтвердившие это слова Гевина оставили глубокую незаживающую рану. И незнание бередило ее еще сильнее. Незнание того, страдал ли Тео перед смертью, что с ним сотворили. И какой страх щупленький мальчишка испытал на пороге гибели.
И все же вне зависимости от того, откроют дело заново или нет, в душе у Ионы впервые зародилась надежда хоть на какую-то вероятность получить ответы. Людей, непосредственно отдавших приказ похитить Тео и выполнивших его, возможно, уже нет в живых, но остались стоявшие над ними. Безликие воротилы, чьи слова вершили судьбы и отнимали жизни. Его сына тоже. Иона не знал, как на них выйти, но если Элиана Салим указала ему на Ану Донаури, значит, она должна знать других. Разыскать Салим нелегко, но с этого можно начать.
Во всяком случае, Иона впервые за долгое время ощутил, что у него есть цель. А за этим ощущением таилось нечто иное, столь хрупкое, о чем Иона даже и помыслить боялся. Потому что, несмотря на все слова Гевина, несмотря на голос логики, по-прежнему не существовало четких доказательств, что Тео убили. Иона прожил последние десять лет с ошибочной верой в то, что его сын утонул, и вера эта основывалась лишь на найденной в трубе кроссовке. Теперь даже ее не осталось. Лишь утверждение, что «изменить уже ничего нельзя». Иона знал, насколько опасным бывает самообман, но это не воспринималось как отрицание. Ему осталась даже не надежда, лишь крошечный лучик ее.
И его оказалось достаточно.
– Вы Иона Колли?
Он обернулся и встал с парапета, когда к нему приблизился приземистый мужчина с мощными ногами. На нем была распахнутая, несмотря на холодную погоду, короткая прямая куртка из шотландки. На шее поблескивала золотая цепочка.
– Да, это я.
– Рановато вы. – Из густых бровей мужчины торчали волоски, похожие на ножки дохлых пауков. Он с сомнением посмотрел на палочку Ионы. – Вы сможете шагнуть на борт?
– Как-нибудь справлюсь.
– Как знаете. – Он вытащил из кармана куртки связку ключей на брелоке в виде пробкового поплавка. – Значит, вам нравятся тьялки?
– Что-что?
Он остолбенело посмотрел на Иону.
– Тьялки. Это он и есть – тьялк, голландская самоходная парусная баржа. Вы что, даже не знаете, что покупаете?
– Я пока еще его не покупаю.
После случившегося на прогулочном катере Гевина Иона понимал, что верх извращения даже думать о такой покупке. Однако подобная мысль смутно тревожила его уже давно, и он не мог от нее избавиться. Настало время начать все заново, и несмотря на то, с чем связано для него это место, баржа манила его с момента, когда он ее впервые увидел.
Она словно… вот прямо для него.
– Предупреждаю, тут понадобится масса работы, – сказал ему мужчина. – Мой брат два года провел в доме инвалидов и был не в состоянии поддерживать ее в порядке, как раньше.
– Ничего страшного.
– Вы знаете, что не сможете держать ее здесь на якоре? – спросил мужчина, оглядывая пирс. – Они тут все расчищают. Целиком все перестраивают. По мне так давно пора.
– Я все равно не хочу держать ее тут, – ответил Иона.
– Как скажете. Подождите-ка.
Мужчина на удивление проворно перелез через палубный поручень баржи поменьше, стоявшей рядом с тьялком. Вразвалку дойдя до кормы, он по очереди перекинул ноги на палубу. Нагнулся, на мгновение пропав из виду, поднял старенький трап и потянул его над водой, пока другой конец не опустился на край пирса.
– Если вы не истовый любитель яхт, то отчего же заинтересовались такой развалиной? – спросил мужчина, понадежнее устанавливая трап.
Иона помедлил, прежде чем ступить на него. Он взглянул со своего места на висевшую на борту резиновую покрышку, играющую роль бампера. Она закрывала часть выведенного краской на носу названия баржи. Виднелись лишь первые три буквы названия «Теодор». Как в самый первый раз, когда он рассматривал баржу.
Тео.
– Она мне понравилась, – ответил он, шагая по протянутому над водой трапу.
Примечания
1
Иона – библейск. происхождения. Пророк Иона направлялся на корабле в Фарсис, когда на море разразилась сильная буря. Корабельщики в ужасе бросили жребий, за чьи грехи они навлекли на себя гнев Божий. Жребий пал на Иону, который признался в грехе неповиновения Богу и попросил мореплавателей сбросить его в море. Как только они это сделали, волнение тотчас же улеглось. – Прим. пер.
