Шрифт:
Закладка:
Он учился жить много с чем еще.
Многое изменилось за прошедшие после похищения близняшек несколько недель. Впервые за взрослую жизнь Иона не являлся офицером полиции. Однажды утром он проснулся с четким пониманием, что эта фаза его жизни закончилась, и в тот же день подал рапорт об отставке. Он решил заменить пенсию единовременной выплатой, что вместе с компенсацией по ранению и причитающейся страховкой сделало его финансовое положение прочным, как никогда раньше.
Теперь ему оставалось лишь придумать, что делать с такими деньгами.
Среди неотложных дел значился поиск нового жилья. С того вечера, как подстерегавшая его шпана нарвалась на полномасштабную полицейскую операцию, проблем с малолетними отморозками не возникало. Но всякий раз, когда Иона выходил из дома и возвращался туда, его охватывало навязчивое ощущение, что за ним наблюдают. Возможно, это паранойя, но он устал оглядываться по сторонам. Так жить нельзя.
Прежде чем принять решение, он посоветовался с Майлзом. Они встретились в небольшом зальчике для собраний в Хаммерсмите за неделю до истечения срока аренды. С учетом болезни Пенни она и Майлз решили закрыть группу поддержки.
– Очень грустно, но она выполнила свою функцию, – сказал Майлз, разливая чай по кружкам. – Ничто не длится вечно. Когда мы что-то делаем, то получаем удовольствие, а потом движемся дальше. В этом суть вещей.
Глаза за стеклами очков впились в Иону острым взглядом.
– За последние несколько недель тебе, похоже, стало лучше.
– Колено заживает, и голова реже болит.
– Я не об этом, – прищурился Майлз. – Просто удивительно, что именно иногда заставляет нас изменить жизнь.
Иона посмотрел в кружку.
– Я не…
Майлз вскинул брови.
– Не веришь, что у тебя есть право почувствовать себя лучше? Не хочешь притупить память о Тео?
Иона кивнул. Откашлялся.
– Полагаю, да.
– Я никогда не верил в аскетизм и подавление самого себя. А учиться принимать что-то как данность – не то же самое, что пренебречь или не замечать. Или же забыть. – Майлз улыбнулся Ионе теплой и понимающей улыбкой. – Пока мы существуем на этой земле, мы должны жить. Вот почему я рад, что ты съезжаешь с квартиры. Это знак того, что ты готов к переменам. И надо продолжать улучшать жизнь.
– Не знаю, – все так же нерешительно ответил Иона. – Квартира как квартира.
– Это не объяснение. – Майлз разломил печенье. Естественно, с ванильным кремом. – Изложи «за» и «против».
«Против» – неработающие лифты, переставший быть удобным район, шумные соседи и возможность подвергнуться нападению при выходе из подъезда.
– А «за»? – поднажал Майлз.
Иона очень старался, но придумать ничего не смог.
Иона подошел к ограде у старого пакгауза, за которой заметил признаки жизни. Теперь все здание стояло в лесах, делавших его похожим на гигантскую клетку. Рваный пластик заменили свежими листами полиэтилена, которые медленно покачивались на легком ветерке. От этого зрелища Иона на мгновение ощутил тяжесть в груди, словно там кто-то вздохнул, но она тотчас исчезла.
Появился транспарант с наглядной иллюстрацией обнадеживающего архитектурного решения «знаменательного проекта» торгового центра с барами и ресторанами. Набережная со строительной площадкой называлась теперь Парусной, но перемена названия не могла стереть воспоминаний о произошедшем там. Следствие по делу об убийствах не закрыли, несмотря на события на катере. Или, возможно, из-за них. Неудивительно, что Флетчер с недоверием выслушал рассказ Ионы.
– Значит, теперь вы утверждаете, что это был Маккинни, а не Оуэн Стокс. Скотобойная набережная, Корин Дели, похищение детей вашей бывшей жены – все это дело его рук?
– Совершенно верно, – ответил Иона.
Лежа на больничной койке с искалеченным коленом и швами на недавно выбритой голове, Иона испытывал неприятное чувство дежавю. Инспектор промокнул салфеткой слезящийся глаз.
– А потом, когда он вот-вот собирался вас прикончить, на катере появился незнакомец, весь такой спокойный и хладнокровный. Убил или обездвижил Маккинни, а потом волшебным образом исчез вместе с ним. Оставив вас, детей и сто тысяч выкупа. Но вы не знаете, почему он так поступил, и не видели, кто это был.
Иона снова согласился.
– Вы что, издеваетесь?
Трудно сказать, что уязвило Флетчера больше: мысль о том, что Иона мог сочинить нечто подобное, или же вероятность того, что так все и случилось на самом деле. Как заявил инспектор – громко и со всеми деталями, – это уже второй раз, когда тело Гевина исчезло, а Иона оказался единственным свидетелем.
Но даже инспектор не мог оспаривать очевидные факты и свидетельства. Хотя Гевина больше и не видели, представшее глазам полиции и спасателей зрелище говорило само за себя. Когда в тот вечер Иона кое-как выбрался на палубу, он заметил, что катер стоял на якоре у бетонного мола неподалеку от тянувшейся вдоль берега заброшенной промзоны. Иона как мог описал оператору службы спасения увиденные ориентиры, но к тому времени его мобильный телефон уже успели засечь. Через несколько минут он услышал над головой стрекотание полицейского вертолета, и вскоре в него впился яркий луч прожектора. Затем к борту подошел полицейский катер, а промзону наводнили патрульные машины. Все еще спавших малышей увезла скорая, и врачи сказали, что их жизням ничто не угрожает. Гевин или решил выждать, прежде чем совершить то, что отвращало даже его, или же передумал.
Иона надеялся, что все-таки передумал.
На этот раз на месте происшествия оказалось больше свидетельств присутствия Гевина, чем оставленная им в пакгаузе кровь. Вмятина на деревянной панели, которую Иона видел в коридоре, совпадала с версией об ударе об нее черепа. Кожа и волосы оттуда при анализе выявили ДНК Гевина, которую также обнаружили в других местах вместе с оставленными им повсюду отпечатками пальцев. Это явилось четким свидетельством того, что Гевин жил на катере, ходил на нем по реке преимущественно ночью и прятался в укромных заводях.
Его отпечатки пальцев и ДНК также нашли в фургоне, использованном для похищения близняшек. Его припарковали у мола рядом с арендованным «Вольво» Ионы. Гевин отвез в нем Иону на катер, пока тот лежал без сознания, оставив тело Уилкса на Скотобойной набережной в