В декабре книга вышла в свет. Реакция Марка Константиновича вполне объяснима:

«Вышел мой Языков!!! Боже, что с ним сделали? Более испохабленной книги я не видывал»[549] (19 декабря 1948 г. Ю. Г. Оксману); «Каждое издание – борьба с невероятным количеством препятствий, возникающих на пути. А, под конец, книги выходят в таком виде, что лучше бы их в огонь бросить, чем видеть в них свое имя. В таком виде вышел, например, “Языков” в “Библиотеке поэта”»[550] (18 января 1949 г. Г. Ф. Кунгурову).

На экземпляре, посланном Ю. Г. Оксману, были начертаны следующие слова:

«Дорогому другу Юлиану Григорьевичу Оксману с болью и горечью шлю на суд сию испорченную книгу. М. Азадовский»[551].

Предположить, что злоключения М. К. Азадовского, связанные с этой книгой, были окончены, – значило бы недооценить советскую власть.

Во‐первых, пока Марк Константинович не успел отправить этот экземпляр в Саратов, идейные литературоведы Пушкинского Дома не постеснялись заглянуть в профессорский портфель и переписать дарительную надпись – вскоре она цитировалась на проработочных собраниях, причем с обязательным реверансом в сторону «репрессированного за антисоветскую деятельность Ю. Г. Оксмана».

А осенью 1949 г. свои соображения по поводу «Языкова» высказал в «Литературной газете» А. Г. Дементьев:

«…Воинствующая аполитичность сказалась и в подборе текстов для отдельных сборников. Нередко в них включались стихотворения, идейно и художественно неприемлемые. ‹…› В вышедшем не так давно сборнике стихотворений Языкова составитель М. Азадовский поместил истерически-реакционный пасквиль поэта “К ненашим”, направленный, как известно, против Белинского, Герцена, Грановского, Чаадаева и представляющий, по справедливому мнению многих современников, стихотворный донос. Это ли не яркое свидетельство буржуазной беспартийности и академического вегетарианства!»[552]

По поводу этого обвинения Марк Константинович с горечью писал:

«Конечно, очень огорчительно… Но что же поделаешь… Подошла, значит, пора неудач! Нужно постараться все это пережить. В какой мере все это справедливо и заслуженно, Вы-то как раз хорошо знаете. Тут много есть боковых причин, ничего общего с наукой не имеющих ‹…›. На примере “Языкова” Вы смогли убедиться, как правильно и честно меня цитируют. Самое включение стихов “К ненашим” и “К Чаадаеву”, о чем специально писалось в “Литературной газете”, – произошло с ведома и санкции отдела литературы ЦК, куда я и редактор обращались со специальным письмом. А. М. Еголин разъяснил редакции “Библ[иотеки] поэта”, что отсутствие этих стихотворений может быть истолковано, как лакировка поэта, стремление исказить его облик, зачеркнув отрицательные черты. Автор статьи все это великолепно знал, но не побрезговал клеветой»[553].

«Травля ведь не утихает. Говорю именно: травля. Вы вот сумели заметить грубую фальшивку вокруг Языкова. Так вот скажу Вам: это только одна из десятков таких фальшивок. Не говорю уже о цитатах искаженных (начинающихся после двоеточия, с пропуском отд [ельны]х слов и пр.), то есть “цитаты”, просто-напросто выдуманные. В кавычках, как мои писания, стоят фразы, которых я нигде, никогда не писал и не мог писать как противоречащих всему моему складу мыслей. ‹…› Это речь идет о кавычках, – а что же там, где нет даже кавычек…»[554]

Конец года

1948 г. завершался в Ленинграде Объединенной X областной и VIII городской конференцией ВКП(б). На заседании 25 декабря состоялись выборы членов горкома и обкома. Ректор ЛГУ Н. А. Домнин, согласно заложенной еще при А. А. Вознесенском традиции, был избран членом Ленинградского горкома (в числе 71 партийца)[555], а А. Г. Дементьев стал кандидатом в члены горкома (таковых избиралось 23). От ЦК ВКП(б) на конференции присутствовал Д. Т. Шепилов.

Н. А. Домнин, избранный в президиум конференции, отчитался и об успехах на идеологическом фронте:

«Последовательную и наступательную борьбу провел коллектив университета за последнее время против влияния буржуазной идеологии, против объективизма, раболепия и низкопоклонства отдельных ученых перед буржуазной наукой и ее мнимыми авторитетами»[556].

29 декабря состоялось заседание Ученого совета Института литературы АН СССР, где с докладом выступил Л. А. Плоткин, который подвел итоги работы института в 1948 г. и сообщил о решении создать в Институте новый отдел – советской литературы[557].

31 декабря 1948 г. в новогоднем выпуске «Последних известий» Ленинградского радио прозвучали слова, которые можно рассматривать как пророческие:

«Наша жизнь, наша замечательная действительность рождает все новых и новых героев. Они выдвигаются из народа, подчас скромные, незаметные люди, маленькие “винтики” огромного государственного механизма, благодаря которым растет, крепнет, идет к невиданному расцвету наша Отчизна.

Каждый день становятся известными всему городу, всей стране новые имена людей, блеснувших своим талантом или трудовой удалью.

Мы не знаем героев 49‐го года. Они объявятся в недалеком будущем»[558].

Глава 6

1949 год: Погром

На собранье целый день сидела –

То голосовала, то лгала…

Как я от тоски не поседела?

Как я от стыда не померла?..

О. Берггольц, 1948–1949

«Перевернут последний листок календаря. Вступил в свои права новый, 1949 год. Полные самых радужных надежд и смелых дерзновенных планов встретили его советские люди. Окрыленные великими идеями коммунизма, сплоченные вокруг партии Ленина – Сталина, они уверенно глядят в свой завтрашний день и смело идут ему навстречу.

Как жалка и неприглядна в свете нашей жизни участь простых людей на Западе и в Америке, несущих на себе ярмо капиталистического рабства. Что хорошего сулит им завтрашний день? Безработицу, голод, полицейские репрессии»[559].

Так приветствовала «Ленинградская правда» жителей города. Но именно ленинградцы – от руководителей города до скромных студентов университета – испытают на себе в 1949 г. и безработицу, и репрессии.

Академия наук СССР избавляется от нобелевских лауреатов

Первым заметным событием наступившего года стала Сессия Общего собрания Академии наук СССР, посвященная истории отечественной науки. Она состоялась в Ленинграде с 5 по 11 января. В работу сессии были вовлечены не только действительные члены и члены-корреспонденты Академии наук СССР, но и подавляющая часть ленинградских профессоров‐филологов; они не только присутствовали на большинстве мероприятий, но и выступали с докладами.

Общее собрание началось в шесть часов вечера 5 января 1949 г.:

«Сессия открылась в торжественной обстановке в белокаменном зале Ленинградской филармонии. Залитый огнями зал заполнили съехавшиеся со всех концов страны участники сессии – академики и члены-корреспонденты Академии наук СССР. Здесь же гости – депутаты Верховных Советов СССР и РСФСР, лауреаты Сталинских премий, стахановцы, научные работники многочисленных ленинградских высших учебных заведений и научно-исследовательских институтов.