сил старался скрыть боль, но от Нуры трудно что-то утаить.

– Тебе стоит подойти к Саммерину, чтобы он взглянул на рану.

– Сам разберусь.

– Сейчас не время для гордости. Ты нужен нам целым и невредимым.

Я ткнул в ее сторону концом своего посоха:

– Нам? Давай-ка проясним, я здесь не ради тебя.

– Такой ранимый. Такой заботливый. – С легким щелчком она убрала нож обратно в рукав. – Я знаю, что заслужила твое недоверие, но сейчас мы на одной стороне.

– Я это слышу от женщины, которая прячет кинжал в рукаве.

Нура всегда была такой, сотканной из скрытых острых углов, готовых в любой момент вонзиться между ребрами.

– Можешь оскорблять меня, сколько твоей душе угодно, – с нарочитой непринужденностью сказала она. – Все равно я рада, что ты вернулся. Люблю, когда Зерит бывает вынужден признать мою правоту.

От ее манеры, того, как она это сказала, у меня побелели костяшки пальцев, державших посох. Мне пришлось проглотить рвавшийся с языка ответ и стиснуть зубы.

Мы стояли молча. Потом Нура слегка вздохнула:

– Ну что ж. Спасибо за тренировку. Спокойной ночи, Макс.

Но стоило ей отвернуться, как я рявкнул:

– Нура!

Она оглянулась на меня, приподняв бровь.

– Зачем? – выплюнул я. – Ты там была. Почему?

У меня получился бессмысленный набор слов – что вместе, что по отдельности. Но я увидел, как изменилось выражение ее лица, и понял, что она прекрасно знает, о чем я спрашиваю.

Она была рядом со мной на протяжении всего этого страшного периода. Одно время, когда я доверял ей больше, чем кому-либо, больше, чем самому себе. И как бы я ни ненавидел ее, как бы ни винил за то, что произошло в Сарлазае, я знал, что она любила мою семью почти так же сильно, как я сам.

Нура была безжалостной, целеустремленной до черствости и жестокой. Но она не была глупой. Я бы даже не назвал ее эгоисткой. Она сильно отличалась от Зерита, которым двигала только безрассудная любовь к себе.

Так… почему?

На ее губах заиграла слабая улыбка.

– Что такое? Ты все еще продолжаешь думать обо мне лучше, чем я заслуживаю?

– Я хочу знать, где ты прячешь клинок.

– Если я скажу тебе это, какой смысл его прятать?

Я уставился на нее тяжелым взглядом. Точно так же я смотрел на нее все эти годы назад, когда нужно было пробиться через ее ледяной панцирь.

И как и тогда, ее лицо дрогнуло.

– Я бы не стала этого делать, если бы в этом не было необходимости.

– Для чего? Ради того, чтобы удержать на троне капризную двенадцатилетнюю девочку? – Я покачал головой. – Нет. Не вижу смысла.

– Я бы не стала этого делать, если бы не было нужно, – повторила она и добавила тоном ниже: – Доверься мне, Макс.

Я усмехнулся. Довериться ей. Как бы не так.

– Полагаю, когда ты так смотришь, мне не стоит вступать в спор.

Последние остатки ее улыбки исчезли. И я увидел, что скрывалось под ней – неуверенность.

– Грядут важные события, – тихо произнесла она. – Никому из нас не суждено резвиться в садах с красивыми треллианскими девушками, пока все не закончится.

Холодная дрожь пробежала по позвоночнику даже не от зловещих слов, а от сопровождавшего их взгляда, в котором читалась безжалостная решимость.

Мало что может быть опаснее такой комбинации.

– Важные события, – повторил я. – Конечно. Ты развеяла все мои опасения. Теперь я полностью тебе доверяю.

Нура не засмеялась в ответ и даже не улыбнулась. Не нанесла ответного удара. Она просто пожала плечами:

– Я никогда не боялась выступить в роли злодея. – Она отвернулась и лениво взмахнула рукой. – Спасибо за поединок, Макс. Пожелай от меня спокойной ночи нашей девочке.

Во сне Тисаана выглядела совершенно обычным человеком. Ну, может быть, не совсем обычным – в конце концов, никто бы не назвал ее неприметной. Но когда я вернулся под палубу, заглянул за приоткрытую занавеску и увидеть ее лицо на подушке, я невольно вздохнул. Никто никогда не догадается, что творится в ее голове. Планы на прекрасное будущее или чудовище, поглотившее их.

«Мне любопытно, ты думаешь о ней так же, как она думает о тебе?»

Всплывшая без предупреждения в памяти фраза вызвала всплеск гневного отвращения. Никакого намека на акцент, и совсем не похоже на Тисаану. Произнесенные слова настолько ей не подходили, что у меня получилось заслониться отвращением и не думать обо всех любопытных выводах, которые можно сделать из сказанного.

Конечно, я знал ответ, и он звучал так: «Да, часто, в мельчайших подробностях». Но пока могу, буду притворяться, что это не так. В конце концов, я давно стал широко известным экспертом по отрицанию, часто практикующим свои навыки. Я неплохо справлялся с магией, в сражении, с садоводством. Но в умении избегать неудобных истин мне не было равных.

Я проскользнул за занавеску и бесшумно устроился на сундуке, прислонившись спиной к стене и наблюдая за макушкой Тисааны. Слушая ровный ритм ее дыхания.

Глаза слипались, и я моргнул. Когда я снова распахнул веки, мир потерял четкость.

Я моргнул еще раз и уже не открывал глаз.

Глава 52

Макс

– Макс.

Я пробирался через темноту. Во сне я поднял голову и посмотрел на облачное небо. Брайан последовал моему примеру, опустив меч и подняв стальной взгляд к небу.

– Макс.

Я рывком проснулся. Не сообразив спросонья, повернулся на левое плечо и поплатился за это всплеском ослепляющей боли.

– Ты разговаривал во сне.

Тисаана рассматривала меня потемневшими от беспокойства глазами.

– Все еще болит?

Я пока не мог разжать зубы, чтобы ответить.

– Ничего страшного.

– Глупости, – проворчала она.

Откинула занавеску и ушла за Саммерином.

Я вздрогнул и посмотрел из-за отодвинутой занавески на двух сиризенов. Они расположились у противоположного борта корабля, но я чувствовал, что они смотрят на меня, и неприятное ощущение только усиливалось от отсутствия у них глаз. Вознесенные, какие же они жуткие. Я сопротивлялся желанию прикрыть руками голую грудь.

– Может, будешь так добра и задернешь занавеску? Мне не нравится страдать перед зрителями… – Все остальное, что я хотел сказать, потерялось в сдавленном шипении и скрежете зубов, когда Саммерин коснулся кожи вокруг раны.

– Серьезно? – Целитель нахмурил брови. – Я даже не притронулся.

Тисаана задернула занавеску, не сводя с меня глаз.

– И пахнет плохо, – заметила она.

Несмотря на боль, мои губы сами раздвинулись в улыбке. Тисаана всегда отличалась тактичностью. Иногда я думал, что стоит обидеться: мне никогда не доставалось того приторного очарования, которым она щедро награждала всех остальных. Но со временем я понял, что ее прямоту надо воспринимать как комплимент. Со мной она не собиралась считать шаги в танце.

– Спасибо, Тисаана. – Я перевел взгляд на Саммерина, который с каменной сосредоточенностью рассматривал темные пятна на коже. – Что это?

Я все еще не мог понять, что за следы оставил на мне Решайе. Они совершенно точно не были ожогом или порезом, да и болели сильнее, чем любая другая рана, которую я когда-либо получал.