— Она вышвырнула тебя из дома?

Он вздыхает, закрыв глаза и прислонив затылок к дереву.

— Повтори ещё разок. Мне же так нравится это слышать.

— Эйден, у меня сейчас нет терпения для твоего искромётного сарказма. У меня… — я шумно выдыхая, чувствуя, как в горле встаёт ком от эмоций. — У меня свои проблемы. Говори, что тебе надо сказать, но я сейчас не могу служить для тебя плюшевым мишкой. Позвони Райдеру или типа того.

Эйден швыряет бутылку воды на землю.

— Зачем, чтобы он приехал сюда и избил меня до соплей за то, что я сделал больно его сестре? Нет уж, спасибо. Это ты у нас слушатель в семье.

Я с гулким ударом бросаю топор на землю.

— Ты сделал больно Фрейе?

Эйден поднимает ладонь и отшатывается.

— Не физически. Иисусе, Рен, ты вообще какого обо мне мнения?

— Неважно. Эмоциональные раны причиняют такую же боль или даже сильнее.

Кое-как встав, Эйден встречается со мной взглядом.

— Я не хотел делать ей больно, Рен. Я даже не знаю, когда всё это произошло. Я знаю одно — в какой-то момент наши отношения отошли от курса. В последнее время я был занят, постоянно отвлекался.

— Я что-то упустил, сам не знаю что, но она зла на меня. По-настоящему зла. Я умолял её поговорить, твердил, что хочу всё исправить, но она сказала… — он трёт ладонью лицо и смотрит на воду. — Она сказала, что ей нужно время. И что она не знает, можно ли это исправить.

Когда он смотрит на меня, его глаза покраснели и налились кровью. Он выглядит разбитым.

— Я не могу её потерять.

— Так не теряй. Поезжай домой и борись за неё.

Он смеётся, но этот звук срывается от эмоций.

— Как бороться за женщину, которая не хочет, чтобы за неё боролись? Как починить отношения, если тебе говорят, что они безвозвратно сломаны?

— Ты приходишь и демонстрируешь надежду. Показываешь, что да, вещи ломаются и никогда не будут прежними, но если собрать осколки воедино, они всё равно могут быть прекрасными, пусть и другими.

Вдалеке гремит гром, и за ним следует большая капля дождя, которая приземляется на мою щёку и скользит вниз.

Эйден вздыхает.

— Она никогда не была такой. Я никогда не видел её такой потухшей. Тот свет, что всегда сиял в глазах Фрейи, угас.

— Так разожги его обратно, — я сую ему в руку охапку дров. — Прекрати прятаться здесь и иди борись за то, за что ты обещал бороться. Любовь на всю жизнь, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии…

Боже, эти слова просто рвут мне душу надвое будто раскалённый нож. Я пинаю кучу брёвен и уношусь прочь. Эйдену хватает ума оставить меня в покое. Я слышу, как он кладёт свою охапку и идёт обратно в хижину. Для его же блага я надеюсь, что он планирует собрать вещи и поехать домой.

Капли дождя превращаются в ливень. Небо чернеет, грохочет гром, и пусть я под навесом деревьев, я откровенно отбрасываю осторожность и иду по лесу, подхватывая ветки и ударяя по всему подряд, как на тренировке ударял бы по шайбам.

Этого недостаточно. Вернувшись обратно на поляну, я подбираю топор и иду к засохшему дереву, которое мы с Эйденом начали рубить сегодня днём. Мои ладони пульсируют, свежие мозоли разрываются в кровь, но мне всё равно. Лучше испытывать боль на поверхности, чем глубоко внутри.

Удар.

Удар.

Удар.

С каждым замахом у меня вырывается хриплое оханье. До тех пор, пока я уже не могу держать топор, и он падает к моим ногам. Я стону, прижимаясь лбом к дереву. Как я её потерял? Я сделал именно то, чего обещал не делать. Я принял решение, из-за которого она почувствовала себя проблемой, воздвигнутой в ранг приоритета, а не моим любимым человеком.

И в этом, как сказал бы Шекспир, и есть камень преткновения. Потому что я всегда буду выбирать её. Я буду приходить и заботиться о ней так же, как она приходила и заботилась обо мне, с нежностью и сочувствием. Но пока Фрэнки не перестанет считать себя бременем, она всегда будет смотреть на мои поступки через линзы обязательств. А значит, я могу лишь надеяться, что со временем она сумеет воспринимать это иначе. И вновь мне остаётся ждать.

Я ждал её прежде. Можно подумать, что я сумею с этим справиться, но без неё я как будто медленно задыхаюсь, мучаюсь желанием знать, как она, чего она хочет, и есть ли хоть малый шанс, что она наконец-то увидит себя моими глазами.

Злость и беспомощность завладевают моим телом. Разъярённый крик вырывается из моего горла, и я ору в лес, но тут молния раскалывает небо. Я инстинктивно отпрыгиваю, когда мир полыхает бело-голубым, озаряя силуэт женщины на подъездной дорожке у главной дороги. Мучительный силуэт женщины.

Длинные волосы, льнущие к лицу, короткая трость. Она поднимает глаза, и я задыхаюсь, узнав их — золотисто-зелёные глаза, как солнце и земля, проглянувшие в отсветах грозы.

Моё сердце ёкает в груди.

— Фрэнки?

Она улыбается и приподнимает руку, чтобы помахать.

Я снова повторяю её имя. И ещё раз. Потом я несусь к ней, бегу по грязной дороге, и воздух впервые за недели наполняет мои лёгкие. Смех перебивает дыхание. Она здесь. Она приехала.

Я останавливаюсь лицом к лицу с ней, пока она смотрит на меня, дрожа. Слипшиеся тёмные ресницы. Две завесы мокрых тёмных волос обрамляют лицо.

— П-привет, — нетвёрдо говорит она.

Я сглатываю, чувствуя, как по щеке скатывается слеза.

— Как ты сюда попала?

— Самолетом. А потом Уилла, — просто отвечает она.

Я смотрю поверх её плеч и вижу Субару Уиллы и Рая, уезжающий по главной дороге и издающий серию коротких гудков. Посмотрев на Фрэнки, я трясу головой и моргаю. Этого же не может быть на самом деле.

— Рен, — шепчет она и, шагнув ближе, накрывает мою щёку ладонью. Я вздрагиваю от прикосновения, и моё сердце как бешеное припускает в груди. — Я так сожалею. Ты любил меня, а я швырнула это тебе в лицо. Это… это напугало меня, Зензеро. Не буду врать. Никто никогда не любил меня без оговорок.

Я смотрю на неё, пока дождь продолжает хлестать по нам, пока любовь, магнитуду, глубину и силу которой я едва могу осознать, окутывает моё сердце и тянет меня к ней.

Её глаза всматриваются в мои.

— То, что я сказала в больнице, не было правдой. Я… Я… — прерывисто выдохнув,