Бл*дская больница.

Когда я втягиваю прерывистый вдох, мои лёгкие уже не кажутся переполненными супом, как это было, когда пол ушёл из-под меня, а ноги превратились в желе. Когда бы это ни было. У меня нет осознания, сколько времени прошло.

Я чувствую, что моё бедро пи**ец как пульсирует. Я облизываю губы и с удивлением обнаруживаю, что они не пересохли. Я чувствую рукой тепло мозолистой ладони, длинные пальцы собственнически сжимают мою руку.

Рен.

Мои глаза открываются, взгляд косит вправо, к той ладони, что он держит. Я невольно улыбаюсь при виде него, спящего рядом. Он сгорбился на одном из этих ужасно неудобных больничных стульев, рот слегка приоткрыт, под глазами виднеются мешки.

Я слаба. Я это чувствую. Моё тело ощущается тяжёлым, и я уже хочу заснуть обратно, но ещё сильнее мне хочется дать Рену знать, что я в порядке.

Мой нос чешется. Я поднимаю руку, чтобы почесать его, и неловко натыкаюсь на кислородную канюлю. Моя ладонь ноет в том месте, где пластырь удерживает иглу капельницы, вводящей в мой организм Бог знает что. Антибиотики. Солевой раствор. Стероиды. Обезболивающие.

Список назначенных препаратов неряшливо нацарапан маркером на белой табличке, висящей в изножье кровати. Я ни черта не могу прочитать. Просто знаю, что список длинный. Рен ёрзает на стуле, не просыпаясь, и я наблюдаю за ним. Я и раньше смотрела, как он спит, и может, это звучит странно. Но иногда я просыпаюсь раньше его и смотрю, как рассвет озаряет его лицо, отбрасывает тени от скул, мягких губ, гладкого лба, расслабленного во сне. Сейчас его лоб вовсе не расслаблен. Он хмурится. Беспокоится.

Я пытаюсь сжать его ладонь, но почти не получается. Прочистив горло, я хриплю:

— Рен.

Его глаза распахиваются, мечутся в мою сторону, затем раскрывается ещё шире. Выпрямившись, он встаёт и наклоняется надо мной, накрывая мои щёки ладонями.

— Привет, — произносит он нетвёрдым голосом. Его глаза покраснели.

— Я в порядке, — шепчу я.

Он кивает. Моргает глазами, влажными от непролитых слёз. Я пытаюсь поднять руки и обнять его, предложить утешение, но конечности кажутся слишком тяжёлыми.

Моё горло ощущается раздражённым, но я откашливаюсь и каркаю:

— Иди сюда, Зензеро.

У него вырывается беспомощный звук, когда он наклоняется ближе и опускает голову в изгиб моей шеи. Я поворачиваю голову и целую его в висок. Его руки аккуратно проскальзывают между мной и матрасом. Он делает медленный и тяжёлый вздох. Вздох облегчения.

— Фрэнки, — только и говорит он, но я чувствую, что он имеет в виду. Любовь и беспокойство вплетаются в моё имя.

Отстранившись, Рен садится и подвигает стул поближе. Пригладив мои волосы, он заводит канюлю обратно туда, где она должна зацепляться за моё ухо.

— Сколько я была без сознания? — шепчу я.

Он сосредотачивается на моих волосах, его пальцы мягко распутывают спутанные места. Я уверена, что я выгляжу так, будто меня дважды пропустили через мясорубку.

— Сорок восемь часов.

Я приподнимаю брови.

— Впечатляет, — снова прочистив горло, я ищу кнопку, приподнимающую изголовье больничной койки. — Как прошла игра?

Рен убирает руку из моих волос, сжимает мою ладонь.

— Мы проиграли.

— Мне жаль, Рен…

— Доброе утро, засоня! — Лорена стоит на пороге, читая мои мысли, видя раздражение, смущение.

Беспомощность.

Подойдя к кровати с другой стороны, она с чмокающим звуком прижимает губы к моему лбу.

— Даже спрашивать не буду. Вижу, что ты чувствуешь себя дерьмово.

Опустившись в изножье кровати, она начинает массировать мои ноги. Я стону, поскольку это ощущается изумительно, и мне ненавистно, что близкие люди так хорошо меня знают. Я чувствую себя слабой и нуждающейся в особом обращении.

— Я слышала, твой уход был весьма драматичным, — она дерзко улыбается мне.

Я сверлю её сердитым взглядом.

— Почему, говоришь, ты вообще тут оказалась?

Рен скрывает улыбку, откашливаясь в кулак.

— Потому что у тебя двусторонняя пневмония, — говорит Ло, — и ты одна из моих людей. Потому что я люблю тебя, и когда мы болеем, нам нужна вся любовь, которую мы можем получить.

Рен подносит мою руку к своей щеке, целует мою ладонь, затем прикладывает к своей бороде. Я рефлекторно запускаю пальцы в мягкие волосы, царапаю ногтями щетину.

Ло вздыхает.

— Ну, я оставлю вас, голубки. Пойду донимать твою медсестру. Покомандую кем-нибудь, — встав, она ещё раз целует меня в лоб и похлопывает по ноге. — С возвращением, детка.

Рен провожает её взглядом, затем плавно встаёт и закрывает дверь за ней.

Я наблюдаю за его движениями, наслаждаясь тем, как красиво простая одежда обрамляет его тело. Низко надвинутая бейсболка. Тёмные и поношенные джинсы, старенькая синяя футболка, которая подчёркивает льдистость глаз и медный оттенок волос. Сев обратно, Рен поглаживает мою щёку костяшками пальцев.

Я хрипло откашливаюсь, затем облизываю губы. Рен рефлекторно тянется к больничному подносу и берёт бальзам для губ. Сняв крышечку, он проводит им по моим губам, затем надевает крышечку обратно.

— Ты делал это? — спрашиваю я. В моем голосе слышатся слезы.

— Практически единственное, что я мог сделать — это убедиться, что ты не очнёшься с потрескавшимися губами, — его улыбка слабая. — Фрэнки. Почему ты не сказала мне, насколько плохо ты себя чувствовала?

Я всматриваюсь в его глаза.

— Я знала, что ты будешь беспокоиться. Я не хотела отвлекать тебя от игры, лишать лучшего шанса на победу.

Уголки его глаз будто напрягаются.

— То есть, ты решила сделать этот выбор за меня?

Поёрзав в постели, я пытаюсь подарить своему бедру хоть немного облегчения.

— Я знаю тебя, Рен. Так ты получил шанс сыграть, а я была спокойна, зная, что не стала для тебя препятствием. Вот о чём я говорила, когда мы согласились дать шанс нашим отношениям. Я не хочу доходить до точки отторжения. Я не хочу, чтобы мои проблемы со здоровьем мешали тебе выполнять свою работу и быть успешным.

Рен просто таращится на меня.

— Фрэнки, ты важнее, чем хоккейный матч. Однозначно.

— Может, важнее одного матча. Но со мной такое бывает, Рен. Я цепляю всякую заразу, потому что моя иммунная система меня ненавидят, и лекарства не помогают делу. Поверь мне, это не последний раз. Дальше ты только порадуешься, что я оставляю такие вещи при себе.

Он качает головой, часто моргая.

— Я… я… Ты серьёзно?

Я хмуро кошусь на него.

— Абсолютно серьёзно. Скажи, как бы ты себя чувствовал, чёрт возьми, если бы не участвовал в игре, и