Мне по-другому уже не уснуть.

А ночь так длинна, и тень не видна.

По пути сорвавшихся звёзд идём ты и я.

Где твой кинжал? Вот моё сердце.

Мне после всего никуда уже не деться.

А ночь так длинна, и твоя тень не видна.

А ночь так светла, и твоя тень не видна.

Ночь уводила дорогой во мгле,

И жизнь коротка, и луна в огне.

Холодом веет от забытых домов,

А мы уходим в сторону пустынных холмов,

Где ночь так длинна, и твоя тень не видна,

Где ночь так светла, и твоя тень не видна.

Ночь уводила дорогой во мгле,

Жизнь была коротка, и луна в огне.

Танец вдвоём на пустыре,

И ночь так длинна, и луна в огне!

Ночь пройдёт, вьюгой рассвет дымку сметая,

В пустыне подлунной растает.

Слеза играла и танцевала, а сама надеялась лишь на то, что воины-эльфы защитят от похотливых смертных её и сестру. Никакой иной награды за музыку уже не хотелось.

Примечание к части Песня "Танец на пустыре" группы АфродеZия

Митрил или дракон

Пещера была похожа на заколдованный сад, в котором живые растения чья-то злая воля обратила в камень. Мастера искусно воплотили расцвет весны и лета, сделав его холодным и вечным, зато нетленным.

— Нашим собратьям пошло на пользу общение с Нолдор, — обняла Эзгедхала супруга, любуясь прекрасным творением каменщиков, таинственно сиявшим в свете белых, зелёных и розоватых фонарей.

Старший брат короля Азагхала согласно кивнул, почёсывая бороду. Тёплая уютная супруга отвлекала от напряжённых размышлений, однако тема «того самого серебра» поднималась в последнее время слишком часто, чтобы не думать о тщетных поисках.

В Белегосте не раз пытались оспорить главенство Тханэ-торговца, коим прослыл уроженец Ногрода Дурин Рыжий. Кхазад утверждали, что первый из семи королей так или иначе всех заставляет мыслить, как барыги, и это касается не только мастеров, но и воинов, и добытчиков! После того, как преклоняющиеся перед Таргелионом гномы нашли драгоценную жилу истинного серебра, многих подгорных жителей охватило настоящее безумие, подогреваемое, разумеется, обещанной наградой!

Молодые юноши и даже девушки, лишь отрастив бороды до груди, бросали дома и отправлялись на поиски того самого металла, который никто не называл прямо, обычно говоря «серебро» и многозначительно подмигивая. Конечно, Дурин Рыжий, обещавший королевские почести и вознаграждения удачливым искателям, узнав, во что вылилась его инициатива, пошёл на попятную, напомнив подданным, что если митрил не будет найден, катастрофы не произойдёт, однако лавину остановить не удавалось. Возможно, просто плохо старались.

На место, где нашли митрил, снова и снова приезжали исследователи, выискивая особые приметы, изучая состав почвы и залегающие рядом минералы, колдуны пытались почуять особую дрожь породы, которая укажет верный путь. Гномы отчаянно молили Великого Махала о новых богатых залежах «того самого серебра», однако всё было бесполезно.

«Да я вам вот, своими руками клянусь! — уверял рудокоп, ранее считавшийся удачливым. — Я нашёл точно такое же место! И цветы так же растут, и лисы кругом обходят слева направо! И птичий помёт есть. И муравьи красные в три дороги разбегались! Но как глубоко бы мы ни копали — ничего!»

Такие истории слышались всё чаще, золотоискатели начинали пить, переставали спать, уходили из семей или не женились вовсе.

«Пока не найду, — миг-миг, — серебро, — миг-миг, — домой не ждите!»

Такие слова звучали пугающе часто, и Эзгедхал, один из сыновей которого тоже увлёкся поисками, всё сильнее волновался о судьбе рода.

Супруга лишь вздыхала и, обнимая детей, просила их не бросать семью, ведь ничто не стоит дороже любимых родственников. К тому же богатства королевскому роду и так достаточно.

«Дурин нарочно увлёк мой народ этим проклятым митрилом, — подвёл однажды итог Азагхал. — Он подрывает мой авторитет, давая понять, что война не нужна народу Кхазад, лишая меня армии. Видите ли, Дурин выступает за традиционные ценности — поиск и преобразование подземных сокровищ! А безопасность — не традиционная ценность?! Война против врага нужна только эльфам?!»

Каменные цветы не источали ароматы, однако всё равно казались живыми. Глядя на тончайшие лепестки, Эзгедхал представил, как обезумевшие от желания найти «миг-миг-серебро» собратья вдруг решат, что вырезанные в стенах пещер растения тоже попадают под «ту самую» примету. Мало ли, какие цепочки следов совпадут? Или ящер какой пробежит? И тогда здесь разломают всё…

Брат гномьего короля с ужасом подумал, что ему самому стало интересно, есть ли митрил за этими прекрасными неживыми садами.

***

Мастер Телхар был не только умелым, но и хитрым. Если ему поручали важную работу, он, доделав её, собирал семью, учеников, друзей и подмастерьев, демонстрировал им результаты многодневных трудов и заставлял хвалить себя, а потом распространять на всю округу слухи о том, какую гениальную вещь сделал великий Телхар, достойный наследник прославленного предка, чьё имя носит. После подобной огласки заказчик уже не мог предъявлять претензии, потому что оказался бы затоптан толпой тех, кому не хотелось получить ремня от скорого на расправу мастера, и остальных, поверивших авторитетному мнению большинства. Да и как можно быть недовольным работой потомка «того самого Телхара, оружием которого была выиграна Первая Битва за Белерианд»?

Однако в этот раз дело обстояло несколько иначе.

К рано овдовевшему, весьма привлекательному гному, пшеничного цвета бороду которого ещё не припорошила седина, часто приходили в гости даже совсем молодые девушки, восхищавшиеся славой искусного кузнеца и ювелира. Молва о том, как дивно Телхар творит свои изделия, мешала трезво оценивать их качество или уместность, а в ярко-синие большие глаза в обрамлении пушистых песочных ресниц юные гномихи просто не могли не влюбляться, к тому же уважение к мастеру, построенное на агрессии в адрес недругов, создавало обманчивое впечатление, будто с таким мужем жена будет в безопасности.

«Там был дракон, представляешь, Избаду мен? — ластясь, словно кошка, мурлыкала молодая дева с модной ныне причёской: борода заплеталась мелкими косичками и