Она обводит рукой кровать и бутылки с водой.

–Сказали, что я должна сидеть здесь. Что помогут мне не чувствовать себя так плохо. Помогут полюбить это, избавиться от всего во мне, что хочет ему навредить. И снова притащили Ребекку. Она пришла с кучей всяких таблеток и всякими другими штуками, сказала, что я должна пить витамины.

Мия колеблется какое-то мгновение, потом ее взгляд становится холодным.

–Вначале Ребекка была такой милой. Я даже попыталась поговорить с ней на прошлой неделе, когда мы остались одни. Но она не захотела слушать, она была такой жесткой и странной. А когда я ей сказала, что расскажу обо всем тебе и полиции, она разозлилась и сказала, что я только расстрою тебя, и все. А потом все стало еще хуже. Они начали меня запирать, я больше не могла выходить отсюда. И еще всякое. Ты про это в других записях увидишь. Но теперь я себя вытащу, я сбегу отсюда и положу фильмы в нашем с тобой тайнике. Я пошлю тебе сообщение, прежде чем разбить телефон, так что ты их точно найдешь.

Она берет в руку плеер.

–А вот это я положу в пакет, ты его найдешь и посмотришь их все.

Она теребит цепочку.

–Это самый красивый подарок, который мне когда-либо дарили. Из папиного любимого фильма. Я обычно забиралась к нему на диван, и мы его вместе смотрели, когда мамы не было дома… Я положу ее вместе с дисками, ты получишь ее назад, потому что мне она больше не понадобится. Я отправлюсь в самое прекрасное место на свете. Помнишь, как мы сбежали как-то ночью из усадьбы, уехали на великах и купались там? Вот там я свое тело и оставлю.

Она смотрит прямо в камеру, улыбается, но лицо ее ничего не выражает.

–Я люблю тебя,– произносит она.– Увидимся в том мире.

Все собираются в комнате для допросов. Экен закрывает за собой дверь и мрачно смотрит на свою опергруппу. Все молча ждут, чтобы кто-то начал говорить первым.

Этот рассказ Мии останется с ними на всю жизнь. Санна помнит, как медленно и осознанно она тогда делала все на записи самоубийства. Ни спешки, ни сомнений.

–М-да,– произносит Экен со вздохом.– А где, кстати, Алис?

Никто не отвечает.

–Ладно. Начнем, пожалуй. Даже не знаю, что сказать. Санна, может, ты?– он ободряюще кивает в ее сторону.

–Да, как тут начнешь после такого?– отзывается она. Потом повышает голос.– Хольгер Кранц, как теперь понятно, насиловал Мию, он делал это неоднократно, когда она была ребенком. Мы не знаем точно, когда это началось, но это явно происходило и до, и после истории с лагерем. Когда Мия была в лагере «Рассвет», ей было семь лет. Семь. Когда несколько лет спустя она пришла к нему с обвинениями, он совершил это снова, и она забеременела.

–Мия Аскар желала не просто умереть, она хотела сообщить кому-то, почему она предпочла смерть. Она говорит со своим ровесником, упоминает старшую школу и вспоминает о лагере. И называет его волком.

В комнату заходит администратор и шепчет что-то Экену на ухо. Экен просит прощения и быстро выходит в коридор. Санна разочарованно смотрит ему вслед, но все же продолжает:

–Тот, с кем беседует Мия, и есть мальчик, который изображал волка в лагере. Видеозаписи, которые мальчик получил от нее, были найдены на двух из четырех мест преступления, причем их, судя по всему, показывали жертвам перед смертью.

Она подходит к магнитной доске с материалами по убийствам и указывает на фото, снятое в лагере.

–Учитывая все это, у нас есть серьезные основания предполагать, что подозреваемый в убийствах – подросток.

Возвращается Экен. Санна не понимает, что такое важное могло заставить его покинуть кабинет посреди обсуждения. Именно этого обсуждения.

–Продолжай,– произносит он.

–Хорошо. Я сказала, что есть только один человек, которому могли быть адресованы записанные Мией видео, и это мальчик из лагеря.

Экен одобрительно хмыкает.

–Можем ли мы прибегнуть к помощи журналистов?– спрашивает Санна.– Чтобы найти его… Кто-то ведь мог бы его узнать.

Прежде чем Экен успевает что-то ответить, Эйр хлопает ладонями по столу.

–Мы должны заново допросить Инес Будин и Аву Дорн,– произносит она со злобой.– Ведь они, блин, знают, кто он. Они должны знать. Их втянули в эту историю с лагерем. Дорн была там. Я с удовольствием займусь ею еще раз хоть сейчас.

Экен сконфуженно мнется, но ничего не отвечает.

–Только не говорите, что отпустили ее!– возмущается Эйр.– Вы отпустили Аву Дорн?

Экен кивает.

–Лильегрен только что мне сообщил. Решение уже принято. Инес Будин передумала и забрала свое заявление с обвинением в нападении.

–Как, черт возьми…– вырывается у Эйр.– Но мы же можем попытаться удержать ее ненадолго, если она еще здесь? А Инес Будин мы могли бы…

Экен поднимает руку, чтобы заставить ее замолчать.

–Инес Будин сказала Лильегрену, что заказала билет на другой конец земного шара, так что она уже, видимо, покинула страну. А Аву Дорн успела забрать из заключения ее дочь.

–Дочь?– удивляется Эйр.– У этой гиены есть дочь?

Санна поворачивается к ней.

–Помнишь, что Дорн сказала, когда мы пытались вытянуть из нее имя мальчика?

Эйр смотрит на нее непонимающе.

–Сильный и стильный. Она сказала, что, на ее взгляд, он выглядит сильным и стильным.

–Ну и? Она издевалась над нами.

–Возможно. Или это просто вырвалось. Секунда откровенности среди всей ее лжи.

Эйр задумывается.

–По-твоему, она хорошо знала его?

–Не просто знала, я думаю, она пыталась его защитить.

–Как зовут дочь Дорн?– Санна поворачивается к Экену.– И есть ли у Дорн внуки?

Экен быстро кивает и тотчас звонит кому-то. Он говорит отрывисто, спрашивает имя того, кто забрал сегодня Аву Дорн.

Открывается дверь, и на цыпочках входит Алис.

–Простите,– извиняется она,– никак не могла закончить разговор с НОР.

Что-то есть такое в Алис, думает Санна. Она появляется и исчезает так незаметно. Обычно она приходит с уже готовыми доказательствами в руках или под мышкой, которые осталось только предъявить им. На этот раз она пришла с пустыми руками, но вид у нее возбужденный.

–Что такое?– интересуется у нее Санна.– Что-то случилось?

–Помните, мы отправили фотографию ребенка на визуальный анализ?– отвечает Алис.– Они кое-что обнаружили.

–Что?– нетерпеливо спрашивает Санна.– Что обнаружили?

Алис открывает рот, но попытка подобрать слова занимает у нее целую вечность.

–Большое родимое пятно,– наконец произносит она.