Шрифт:
Закладка:
Девушки все разом «чесали» свои жемчужные зубки. Их мордочки мелькали теперь среди лошадиных крупов, грив, стремян. Раскрытые широко рты, искрящиеся глаза, шум, писк, смех, возгласы. Ручки маленькие, но крепкие, вцепились в уздечки. Юные джемшидки не отпускали всадников даже тогда, когда, казалось, все уже выговорились. Но кто знает, сколько могут судачить молоденькие девушки, да еще из кочевого племени? А к тому же им понравились щедрые всадники, и не одна девчонка возмечтала тоже попасть в невесты…
Из всего этого игривого потока возгласов, слов, кокетливых ужимок явствовало, что путешественники на верном пути.
Наконец Мансуров убедился, что Шагаретт живет в родном племени. Наконец появилась надежда, что он, после долгих поисков, сможет увидеть ее и сына.
Они выбрались из девического «цветника», по выражению очень смутившегося и очарованного Аббаса Кули, и снова пустились по пути надежд и ожиданий.
Тактичный и осторожный Сахиб Джелял не стал больше говорить о Шагаретт. Он размышлял вслух, предназначая свои мысли явно для ушей Мансурова:
— Одни люди ходят по солнцу, другие люди бредут в глубокой тени. Тот швейцар с богбоном прячутся в тени. Какие же цветы они выращивают в темноте? Колючки и шипы! Да, всю жизнь они выращивают шипы. Того аллемани, хромого швейцара, я знаю давно. Наша семья жила в Самарканде…
Невольно Мансуров отвлекся от своих мыслей. «Сахиб Джелял самаркандец! Не аравитянин!.. Но от этого он не делается менее загадочным».
— Мы жили в Самарканде и в нашей махалле много говорили о военнопленных, которых привезли к нам с фронта. В старом городе среди баев пошел «гап». Герману надо помочь. Император германов Вильгельм принял в Дамаске истинную веру — ислам — и ведет священную войну против белого царя. Германские офицеры жили в Самарканде вольно и свободно. Ходили по базарам, бывали у самаркандцев. Один такой, помню — его звали Гельмут, бывал у моего отца-кожевника и все говорил про французского Наполеона, про то, что германский император Вильгельм поведет свои армии через Персию и Туркестан и завоюет Индию. И тогда ислам восторжествует во всем мире. Я не вступал в споры с герром Гельмутом, но говорил своему отцу: «Не верь немцу. Германия враг народов Азии и Африки. Немцы в своей колонии в Африке истребили народ гереро безжалостно и бесчеловечно». Герр Гельмут уговаривал отца помочь ему. Оказывается, приехавшая в Туркестан знатная дама из Петрограда, великая княгиня, председатель Красного Креста, передала ему присланные из Берлина деньги и письма. В письме указывался адрес одного самаркандского муллы и двух бухарцев-евреев, торговцев, которые могли помочь Гельмуту и другим офицерам бежать в Афганистан. Муллу звали Карим Турсунбаев. Но я отсоветовал отцу помогать им. Черная собака, белая собака — все равно собака. Придут немцы в Туркестан, будут убивать узбеков, таджиков. Я бы мог пойти сражаться против англичан, русских, французов. Но для чего? Чтобы надеть немецкое ярмо? Я сам тогда уезжал в Афганистан, но отказался помогать Гельмуту и его друзьям. Но тут приехал Карим Турсунбаев из-за границы — а он всюду проникал свободно, точно нож через кусок масла, — и, прочитав берлинские письма, сейчас же снарядил все для бегства немцев. Своего сына, великовозрастного болвана Мадраима, он дал им в проводники, дал еще ишаков, узбекскую одежду. Мадраим, хоть был толстый суслик и лентяй, провел через границу герра Гельмута и еще одного офицера. Важная, оказалось потом, это была птичка. Провел через всю Бухару до Амударьи. На переправе их ждали, с той стороны. И когда я приехал в Мазар-и-Шериф, оба офицера отдыхали в сытости и роскоши в саду Карима Турсунбаева. Этот Турсунбаев был сыном кокандского вельможи Фулатбека, сподвижника и визиря последнего хана кокандского Худоярхана. Вот куда привела ниточка судьбы немецких офицеров. А оттуда, из Мазар-и-Шерифа, они поехали в Кабул и пошли прямо в посольство… не удивляйтесь — Британии. И неважно, что англичане воевали против Германии. Врач посольства имел директиву помочь немцам уехать в Германию. Что ж, я говорил вам про белых, черных собак. Собаки-империалисты все вместе, а собаки-британцы, хоть Британская и Российская империи дружили тогда, чтобы воевать против Германской империи, делали все, чтобы подрывать дела России в Туркестане.
Давно расстались всадники с хохотушками-джемшидками, далеко позади осталась тихая заводь с юными купальщицами, а путники все ехали и ехали. Усталость, нудность пути скрашивал своими рассказами Сахиб Джелял. Он отлично сносил тяготы путешествия. Он поставил целью проехать не менее тридцати гязов до ужина. Местность не менялась — невысокие пустынные горы чередовались с щебнистыми бесплодными равнинами. Кое-где однообразие пейзажа нарушалось зелеными купами маленьких оазисов, расположенных на кяризах. Дорога делалась все более пустынной. Мирные земледельцы здесь, видимо, плохо уживались с воинственными кочевниками. Попавшийся на дороге персидский караульный пост встретил путников немецким духом и дисциплиной. Даже невозмутимый Сахиб Джелял и тот стал темнеть и раздражаться:
— Они чувствуют себя хозяевами. Мне дела нет, что гитлеровская Германия здесь хозяйничает. Понимаю, что и вы — частное лицо, едете по своим частным делам. Но на то у нас глаза, чтобы видеть, на то уши, чтобы слушать. Дорога у нас длинная, путешествие не знаю, когда кончится, и позвольте рассеять тоску ожидания встречи с любимым человеком одной восточной историей.
Вторжения в свои личные дела Мансуров не терпел. Но сейчас он не рассердился на Сахиба Джеляла. Бывает так, что вдруг почувствуешь расположение и доверие к незнакомому человеку. А Сахиба Джеляла Мансуров почти не знал. Случай свел их в Баге Багу, который при ближайшем рассмотрении оказался гнездом достаточно «вредных насекомых». Надо было сразу же прервать поиски, бросить все и спешно уехать. Заверения в дружбе и преданности гранатогубого Али Алескера явно ничего не стоили. Нужно было быть простаком, чтобы не понять — в этих местах оставаться опасно. Вот тогда-то Сахиб Джелял и оказался ему очень полезным. Странник и меценат, дервиш и жизнелюб, он был не столько подозрителен Мансурову, сколько загадочен. Мансуров знал Сахиба Джеляла по Афганистану, но пути их почти не перекрещивались, если не считать наездов Сахиба Джеляла в Мазар-и-Шериф по торговым делам. Сахиб Джелял слыл на Востоке миллионером и уж по одному тому не слишком дружественно расположенным к Советской России человеком. Поговаривали, что он связан с французскими банковскими кругами. Тем не менее он заключил с Внешторгом немало взаимовыгодных торговых сделок. Симпатии и антипатии Сахиба Джеляла не очень занимали сейчас Мансурова. Его вполне устраивало, что нашелся влиятельный, пользующийся большим уважением человек, вызвавшийся ему помочь и, по-видимому,
