– Я хочу, чтобы ты продолжал. Рассказывай все, что хочешь. – Я улыбаюсь.

Лукас кивает.

– Возможно, тебе известно, а быть может, и нет, что я потерял из-за тебя голову еще до того, как нас посадили вместе на том уроке английского. – Он мне улыбается, этот взрослый двойник Лукаса, и я не могу поверить, что мне когда-то так повезло. – Я боготворил тебя.

Вау! А я влюбилась позже. Я могу прокрутить эти воспоминания, отреставрированные и раскрашенные, как старые копии кинофильма.

– Я знал, что ты не можешь мне ответить. Честно говоря, когда я приехал в Йоркшир, оставив в Ирландии друзей, мне пару лет было несладко. Над моим акцентом потешались, и я пытался не вешать носа. А затем я увидел это видение с заразительным смехом, который слышался с другого конца комнаты отдыха. Радуга на сером небе. Мне казалось, что Бог послал мне эту девочку с золотистыми волосами, чтобы напомнить, что есть вещи, ради которых стоит жить.

Я не знаю, что сказать, и только улыбаюсь, как идиотка.

Лукас отводит от меня взгляд.

– Ты не знала, как тебя любили, какой популярной ты была. Не только у тупиц, но и у всех, потому что ты была доброй. У тебя был гораздо более высокий статус, чем ты думала. Ты рассказывала со сцены о том, что тебе нужно было заработать одобрение, но на самом деле не нужно было. Узнав тебя взрослой, я бы сказал, что ты не изменилась. Люди тянутся к тебе, ты их притягиваешь. И это не из-за внешности, а из-за твоего тепла.

Значит, вот какие чувства питает ко мне Лукас? Я буду дорожить этими словами до самой смерти.

– А потом нас объединили для работы над «Грозовым перевалом». И тут меня охватила паника, что Джорджина Хорспул, которой я поклонялся издали, разочарует меня. Сможешь ли ты оправдать ожидания? Но ты не только их оправдала, ты была еще более милой, остроумной и интересной, чем мне мечталось. И, что самое невероятное, казалось, что я тебе нравлюсь. Я был… что называется…

Какая это горькая радость – услышать, что я вызывала у кого-то подобные чувства, но в прошедшем времени. Я не знаю, смеяться или плакать.

– Я думал, что ты слишком хороша, и не мог в это поверить. Кончилось тем, что эта мысль стала навязчивой идеей. Паранойя подкралась, нашептывая, что наши отношения не могут быть правдой. Ты помнишь тот вечер, когда нам пришлось идти по разным сторонам улицы, потому что ты подумала, что увидела своего приятеля?

– Да?.. – Я искоса смотрю на него. Воспоминание действительно скрыто туманом. Сосредоточившись, я смутно припоминаю, как мы прятались от брата Джо. Я думала, что это прикольно.

– После этого я забеспокоился: значит, я тайна, которую нужно скрывать. Ты не хочешь, чтобы все узнали. И я никогда не смогу стать твоим бойфрендом. Ты использовала меня, чтобы попрактиковаться перед университетом. Но я был так сильно влюблен, что этого уже было недостаточно.

– Влюблен?

– О господи, Джорджина, я хотел тебя, безраздельно. Я бы перевелся в университет в Ньюкасле – тебе нужно было сказать всего одно слово. Но в том-то и дело: ТЫ должна была сказать это слово. – Лукас неуверенно улыбается. – Я вырвал ту страницу из блокнота с записями, в которых мы впервые флиртовали. Чтобы у меня всегда было материальное доказательство, что я тебе нравлюсь. Я рассуждаю, как серийный убийца?

Я смеюсь, но мне грустно.

– Я знал, что ты нравишься Ричарду. Он был не единственным, к моей досаде. Парни трепались в раздевалке перед уроком физкультуры. Он всегда хвастался, что может заполучить тебя в любое время, когда пожелает, что ты в него «втрескалась». Когда мы с тобой начали встречаться, мне хотелось оторвать ему голову.

Лукас смотрит на меня.

– Итак, Джорджина, все даже хуже, чем ты думаешь. Потому что я знал.

Когда он взял тебя за руку и увел с вечеринки, я предполагал, каковы его намерения, и ничего не сделал. Я мог бы избавить тебя от этого тяжкого испытания, но не стал. Почему? Из опасения, что надо мной будут смеяться? Или потому, что тебя могло смутить, что я устраиваю сцену, и даже дать мне отставку из-за этого? Или же мне хотелось тебя проверить? А может быть, я в ту минуту боялся, что ты выберешь его? Да, по всем этим причинам, и особенно из-за последней. Это мне свойственно. И ты за это расплатилась.

– Это не твоя вина, – говорю я. – И это вовсе тебе не свойственно. Просто ты был втянут в мерзкую историю. Но я точно знаю, что тебе свойственно защищать людей. Вспомни, как ты себя вел, когда мы вместе работали.

– Теперь ты стараешься меня уверить, что это не моя вина. – Лукас трет лоб. – Нет, я был виноват. Это частично моя вина. И оставим это.

– Ха, ты говоришь, как мой психоаналитик. Ей я тоже не рассказала всю правду. Я сказала, что пошла с одним парнем и ненавидела себя за это. Думаю, я в это верила. У меня ушло много времени, Лукас, чтобы сказать: это не моя вина. Когда ты говоришь, что это была твоя вина, я знаю, что ты действительно так думаешь, и это много значит. Но я полагаю, что это вина только одного человека. Его здесь нет, чтобы признать это.

– Знаешь, у меня огромное желание нанести Харди визит в ржавом фургоне посреди ночи, захватив с собой приятеля Дева, «Крутого Дина».

На этот раз я смеюсь от души.

– Ты никогда не думала о том, чтобы обратиться в полицию? – тихо произносит Лукас.

– Нет. Его слово против моего. Все поддержали бы версию Ричарда. А отель? Это всплыло бы, и вообрази, как бы эту информацию использовали против меня.

Мы отводим взгляды друг от друга, в первый раз почувствовав неловкость.

– Я жалею, что не пошел тогда к тебе, – запинаясь, произносит Лукас. – Не за этим. Просто я мог быть рядом, выслушать тебя. Все могло бы быть иначе.

Могло бы.

Я пожимаю плечами:

– Приятно это слышать. Я чувствовала себя виноватой, что не сообщила в полицию. Ведь он мог сделать это снова, и я как бы подвела тех женщин, которые пострадали бы.

– И опять-таки это не твоя вина. Вовсе не твоя.

– Держу пари, он ни разу не вспомнил об этом потом.

– Думаю, ты права. Подонок. А его оркестр был дерьмовым.

Я