– Приятно встретить тебя здесь. Видела кого-нибудь еще из наших общих знакомых?

– Видела Бетти, Джерри Коулман и Джеки Кохрен, да и все остальные – белые. – Она пожала плечами, и ткань ее платья затрепетала от этого движения. Это было темно-синее платье с белым воротничком, и фасон его однозначно сообщал окружающим, что она – женщина серьезная, но ремешок, туго перетянувший талию, говорил о ее… скажем так, «доступности». Она указала вдоль очереди. – Хотя, как видишь, есть и исключение? Мэгги тоже здесь.

– И то правда.

В шести или семи местах позади стояла одинокая китаянка. Мэгги Джи была «ОСой» во время войны. Мы с ней на самом деле толком друг друга не знали, но я, направляясь по коридору обратно, все ж помахала ей рукой, но сомневаюсь, что она меня узнала.

Я встала в конец очереди. Вокруг, шурша кринолином и накрахмаленным хлопком, сновали женщины, и чем дольше я там стояла, тем яснее мне становилось, что Мэгги была единственной не белой, а черных и вовсе не было.

Достав из сумочки блокнот, я записала имена всех, кого узнала. Пятнадцать или около того были «ОСами», имен всех их я не припомнила, но все же сделала соответствующие пометки.

Некоторое время спустя я попыталась завязать разговор с женщиной, занявшей место позади меня, – Франческой Гурриери из Италии, но светская беседа меж нами не задалась – уж больно нас обеих угнетало ожидание предстоящего. К тому же у меня от стояния на непривычных мне высоких каблуках вскоре разболелись пятки.

Из-за двойных дверей периодически появлялась сотрудница и предлагала очередной группке из двух-трех претенденток пройти внутрь, и очередь затем слегка продвигалась.

Основываясь на том, как претендентки держат себя после первого испытания, я принялась было строить догадки о том, что происходило внутри, но в устремлениях своих нисколечко не преуспела. Поскольку у всех выходящих были расправлены плечи и подняты подбородки, то, задумайся я хотя бы слегка, становилось вполне понятно, ведь все они без исключения были пилотами.

Из дверей неторопливо вышла Сабиха Гекчен. На ней был брючный костюм и теннисные туфли.

Дурам на зависть! Ее наряд был именно тем, что идеально подходил к случаю, я же, пытаясь в наилучшем свете представить себя, попала в ловушку, поскольку требовались сейчас и здесь именно пилоты, а вовсе не представительные дамы для офиса.

Но не все еще было потеряно!

Я разгладила шерстяную юбку и, немного успокоившись, глубоко вздохнула. Ведь большинство в очереди тоже были в юбках, да и выходившие из двойных дверей женщины имели одинаковые выражения лиц, независимо от выбранного ими на сегодня гардероба.

Николь вместе с четырьмя женщинами исчезла внутри, и я прошаркала несколько шагов вперед.

Я уже начала жалеть, что не приняла утром «Милтаун», но препарат замедлил бы мои реакции, да и ясность мыслей, пожалуй бы, тоже затуманил, а рисковать я не желала. Вряд ли, конечно, претенденткам предложат сегодня полетать, но продемонстрировать свои способности на симуляторе – вполне вероятно.

А ожидание все более и более приводило мой желудок в замешательство.

Вышла Николь и, улыбаясь, направилась по коридору прямо ко мне. Наклонившись к самому моему уху, прошептала:

– Нынешняя часть испытаний – не испытание вовсе. Всего лишь кровь на анализ берут да в пробирку выдохнуть заставляют. Ни дать ни взять – такие же нехитрые начальные тесты, коим нас подвергали сразу после того, как мы подали заявки в «ОСы».

Я облегченно выдохнула.

– Было бы неплохо, если бы нас о том известили заранее.

– Подозреваю, что кроме всего прочего выясняют, как кандидатки реагируют на стресс. – Она подмигнула. – Но у меня, разумеется, на сей расклад имелся туз в рукаве.

Мои глаза расширились, затем я выдавила из себя смешок.

Неужели она приняла сегодня утром «Милтаун»?

– Полагаешь, что, будучи женой сенатора, ты – почти неуязвима?

– А то. А теперь… Теперь я сдам письменный тест на втором этаже. – Она положила руку мне на плечо. – И нисколечко не волнуйся, у тебя все непременно получится.

После ее ухода я еще некоторое время шаркала вдоль коридора. Наконец подошла и моя очередь, и я, пройдя через двойные двери, попала в белую с вкраплением полос блистающего хрома палату, в которой присутствовали медсестры в белоснежной, под стать цвету стен, униформе.

Приставленная ко мне медсестра усадила меня на стул рядом с низкой эмалированной тележкой. То была энергичная белая женщина лет пятидесяти пяти с аккуратно убранными под стандартную медицинскую шапочку-колпак седыми волосами, а на бейджике ее значилось «миссис Род».

– Теперь, миссис Йорк, мы просто заберем у вас немножечко крови. Надеюсь, вы возражать не станете?

– Разумеется, нет. – Я невольно порадовалась тому, что в пару к юбке выбрала свитер, так как рукава его с легкостью закатывались. – Вены на моей левой руке получше.

Миссис Род подняла бровь.

– У вас – медицинское образование?

– Моя мать в Первую мировую была врачом.

Я, не дожидаясь указаний, вытянула руку с уже закатанным рукавом, и она взялась за резиновый шнур, намереваясь перетянуть им меня выше локтя. Начала даже было:

– Понятно… О!

Она вдруг вскочила и бросилась к женщине рядом.

Я повернула голову. Женщина оказалась той самой итальянкой, что стояла в очереди позади меня. Медсестра, занимавшаяся ею, сейчас отчаянно пыталась удержать ее от падения на пол. Подоспевшая на помощь миссис Род поспешно схватила итальянку за руку. У той лицо было бледным, как облачная гряда, и почти таким же влажным. Две медсестры вскоре совместными усилиями все же усадили ее обратно на стул.

– Я ей даже иглу в вену еще не ввела, – посетовала медсестра, изначально занимавшаяся итальянкой, нащупывая ее пульс.

Миссис Род пожала плечами:

– Все, что ни делается, – все к лучшему, и времени на нее в дальнейшем нам тратить не придется. – Она махнула рукой санитару. Тот подошел, и миссис Род ему велела: – Когда сможет стоять, препроводите ее в комнату ожидания. Посидите с ней там и убедитесь, что она полностью пришла в себя, и лишь затем ее отпускайте.

Я вздрогнула.

Вряд ли астронавтам доведется делать забор крови в космосе, и слабость итальянки, быть может, и вовсе ее единственная слабость, но она вывела ее из игры.

Мне, быть может, все же следовало принять «Милтаун» нынешним утром? Или, может быть, к лучшему то, что я его все же не приняла? Сомневаться можно было хоть до скончания дней, но и без успокоительного я совершенно твердо знала, в обморок из-за иглы в собственной руке уж