– Не оставляйте ее одну ни на минуту. Как только она почувствует себя лучше, вы поможете ей встать, но из палаты выходить нельзя.

Это он! Себастьян. Мне это не снится. Он настоящий.

– Лиз. – Он берет мою руку, прижимая ее к своей щеке.

– Где ты был? – Я закрываю глаза, в висках пульсирует боль.

– Я здесь. Теперь я здесь.

– Я ждала тебя. – Я прилипаю взглядом к его глазам, стараясь не поддаваться боли в голове, стараясь не соскользнуть в беспамятство.

– Я пытался. Я пытался вернуться к тебе.

Я стараюсь дышать, чтобы остановить головокружение. Он сжимает мою руку, и это удерживает меня.

– Лиз, все те письма, что я написал. Ты их так и не получила.

Я снова закрываю глаза, проглатывая ком в горле; слова расплываются и утекают.

– Письма. – Я пытаюсь сосредоточиться. – Я их читала. – Я чувствую, как накатывают волны сна, избавление от боли, но хочу остаться здесь и сейчас, с ним. Я делаю глубокий вдох, заставляя себя держаться. – Куда ты пропал?

– Я здесь. Теперь я здесь. – Его голос хриплый, и я знаю, что эти слова идут из глубины души. Он нежно кладет руку мне на затылок, крепко прижимая меня к своей груди, и я чувствую его любовь как живительную силу, заставляющую мое сердце биться. – Я никогда не покидал тебя, – бормочет он.

Я хочу, чтобы Себастьян остался со мной. Хочу знать о нем все, но усталость берет верх. Я льну к нему, снова закрывая глаза, и теперь моей голове легко, как будто с нее сняли огромный груз. Набегают волны сна. Я сопротивляюсь им.

– Скажи мне, – бормочу я. – Что случилось той ночью, когда они забрали тебя?

Он обхватывает мою голову и осторожно перекладывает ее на подушку.

– Ты устала, ma chérie. Отдыхай.

Глава 75

Бретань, 9 июля 1963 года

Элиз

На следующее утро Себастьян и Жозефина приходят вдвоем. Глядя на них, кажется, что они всю жизнь вместе, даже улыбаются мне одинаково застенчиво.

Я протягиваю к ним руки. Себастьян берет одну мою руку, Жозефина – другую. Я упиваюсь этим волшебным, сладостным ощущением того, что со мной мои самые дорогие люди.

Жозефина отпускает мою руку и обнимает меня, зарываясь лицом в шею. Я чувствую, как она дрожит, орошая меня слезами.

– Прости, мама. Я так виновата.

Я обнимаю ее свободной рукой.

– Но, Жозефина, тебе не за что просить прощения. Это мне следовало бы помнить, что с морем шутки плохи. В общем, пострадала из-за собственной глупости.

– Но ты получила мое письмо. – Она всхлипывает. – Это ужасно… я сообщила тебе, что… – Слова льются из нее потоком. – Я не то имела в виду. На самом деле я хотела вернуться домой.

– Я знаю. И понимаю, что ты просто злилась на меня.

– Но я не должна была рассказывать тебе о… о другой его семье.

– Нет, – возражаю я. – Ты все сделала правильно. – Я смотрю через ее плечо на Себастьяна, и выражение неловкости в его глазах все объясняет. Это то, о чем нам еще предстоит поговорить, чтобы раз и навсегда закрыть тему. Его новая жизнь. Без меня.

– Как тебе понравилась Англия?

Она отстраняется, вытирая слезы.

– Я скучала по тебе. Скучала по Суазик.

– Ты должна все-все мне рассказать. – Я хочу услышать ее истории, но у меня снова раскалывается голова.

Входит медсестра.

– Bonjour, tout le monde[130]. Надеюсь, вы здесь не переутомляете мадам. Ей нужно как можно больше отдыхать. Я должна провести кое-какие исследования. Не могли бы вы выйти?

Жозефина и Себастьян встают. Себастьян снова переводит взгляд на меня.

– Я вернусь.

– Au revoir, Maman[131]. – Жозефина целует меня в щеку, и они уходят.

После осмотра я опять проваливаюсь в сон. Потом медсестра возвращается, чтобы разбудить меня к обеду. Я не голодна, но когда приносят морковное пюре и баранину, у меня появляется аппетит. Это вкусно, и я уже чувствую себя гораздо лучше. Я как раз доедаю fromage blanc[132], когда входит Себастьян.

Мое сердце радостно подпрыгивает, и на лице расплывается улыбка. Он тоже улыбается и проходит дальше в комнату, отодвигая мой поднос с обедом в сторону, чтобы присесть на кровать. Он берет мою руку, подносит ее к своим губам.

– К тебе вернулись краски. – Он поглаживает мою щеку тыльной стороной ладони.

Я беру его руку и задерживаю в своих ладонях.

– Что произошло, Себастьян? Что произошло?

– Тебя унесло приливом. Ты думала, что сможешь доплыть до берега.

– Нет. – Я крепко сжимаю его руку и смотрю ему в глаза, будто оглядываясь назад во времени. – Что произошло с нами?

Тишину нарушают лишь звуки нашего дыхания. Его молчание – ответ на мой вопрос.

– Ты останешься хотя бы ненадолго? Совсем ненадолго, здесь, со мной? – Я не вынесу, если потеряю его снова. Я еще не готова к этому. Недостаточно сильна.

– Да, да, конечно. – Я слышу теплоту в его голосе. – Я останусь до тех пор, пока буду нужен тебе.

Я хочу сказать ему, что никогда не перестану нуждаться в нем, что он был и будет нужен мне всегда, но прикусываю язык и проглатываю слова.

– Ну, разве не прелесть наша дочь? И храбрая какая, проделала весь этот путь в Англию в одиночку. – Он целует меня в лоб. – Жаль, что меня здесь не было, когда она росла. Я бы все отдал, чтобы быть с вами обеими. Я так виноват в том, что тебе пришлось одной справляться со всем этим.

– У меня была Суазик.

Он криво улыбается.

– С ней не легче.

– Себастьян. – Я наслаждаюсь звучанием его имени. – Время всегда было против нас, верно?

Он сжимает мою руку, и его глаза становятся чуть темнее. Между нами повисает тяжелая тишина. Так много нужно сказать. И так мало.

– Какая она, твоя жена? – Я заставляю себя произнести это как можно более непринужденно, но все же слышу фальшивую нотку жизнерадостности в своем голосе и знаю, что он тоже это слышит. Хотя именно такой вопрос задал бы давно потерянный друг. А мы теперь друзья, которых раньше связывала любовь. Когда-то, в прошлой жизни.

Похоже, он немало удивлен.

– Мэгги? – Имя слетает с его языка с такой легкостью и такой нежностью, что у меня щемит сердце. – Она добрая. У нее карие глаза, прямые каштановые волосы. – Столь расплывчатое описание мне ни о чем не говорит. Меня интересует другое, и я знаю, что он не хочет причинить мне боль, не хочет говорить,