Симеон захохотал и обвел рукой комнату:

– И зачем тебе вся эта хрень?

– Чтобы уничтожить Баларскую империю.

– Ну-ну. Желаю успеха.

Эшлин внимательно осмотрела чешуйчатые доспехи Симеона. Над созданием сложной мешанины драконьих костей и механизмов, приводимых в действие движениями владельца, явно потрудился Озирис. Но левый боковой щиток был изготовлен не из чешуи, а из замысловато сплетенных костей; в швах между костями виднелась сизая грибница.

Похоже, доспехи чинил Касамир.

– Сомневаюсь, что ты дружен с империей, – сказала Эшлин. – Сейчас балары завоевывают все страны Терры по очереди. Если ты мне поможешь…

– Мне это ни к чему, – оборвал ее Симеон. – И даже не надейся, что уговоришь меня выпустить тебя из клетки.

Вернулся Кочан с деревянной бадейкой, в которой лежала жареная, точнее, обугленная курица. Симеон хмыкнул, оторвал крыло, надкусил и повернулся к Хауэллу.

– У нас в Химейе есть надежный человек, которого можно отправить за выкупом? – спросил он, жуя курятину; жир капал ему на подбородок.

Хауэлл потарабанил грязными пальцами по золотым зубам:

– У Лионеля есть приятели среди дворцовых стражников. Он наверняка сможет договориться.

– А где сейчас Лионель?

– Отправился в набег. Должен вернуться послезавтра, если шторм не помешает.

– Вот и славно. – Симеон снова повернулся к Эшлин. – Значит, так, королева. Посидишь пару дней в той самой клетке, которую ты так долго искала, а потом мы отправим тебя в Химейю. В общем, через месяц будешь дома. – Он посмотрел на Фельгора. – А тебя, дружок, ждут совсем другие удовольствия.

Фельгор, будто не слыша Симеона, сосредоточенно вытряхивал ошметки грибов из складок своей одежды.

Симеон швырнул в него куриное крылышко.

– Вот спасибо! А то я тоже проголодался, – ухмыльнулся Фельгор и начал обгладывать кость.

Симеон злобно зыркнул на него, потом оторвал от курицы еще кусок.

– Посмотрим, как ты будешь ухмыляться, когда мы начнем тебя пытать. Главное – найти правильную пытку. Ты вот что предпочитаешь, Хауэлл?

– Ногти выдирать?

– Нет, мы обычно и так первым делом ногти выдираем. Это стало рутиной.

– Рутиной? – переспросил Хауэлл. – А это как – хорошо?

– Нет, Хауэлл, это не хорошо, а скучно. – Симеон сморкнулся в кулак, стряхнул сопли на пол. – Фельгор – особый гость, с ним нужно особое обращение. У Пенька был какой-то интересный способ, его в Гразиленде научили. Что-то там с корытом.

– А, да, это круто. Берешь такой большой чан, наполняешь его водой доверху, опускаешь туда пленника, чтобы только голова торчала, и мажешь ему рожу медом, чтобы мухи налетели. Ну, пленник обсирается от страха, и через пару дней вода превращается в вонючую жижу с червями. Вот гадость-то!

– Что ж, неплохо. Только медленно.

– Да, приходится ждать недельку-другую.

– Нет уж, обойдемся.

Симеон уставился на Фельгора. Тот больше не ухмылялся.

– Что же с ним делать? – задумчиво спросил Симеон.

– А может, ту хрень с крысой? Мы давно такого не делали.

– Там, где железный сундук и костер?

– Ага. Помнишь, как крыса забурилась галамарскому торговцу в живот и вылезла изо рта? То-то смеху было.

– Да-да, мне тоже понравилось. У нас крысы есть?

– Крыс у нас немерено, командир. Ребята быстренько какую-нибудь изловят.

– Нет, с крысами не угадаешь, тут уж как повезет. Обычно она просто поджаривается и издыхает, никакого удовольствия. Да еще провоняет все паленой шерстью. Вот поэтому мы редко так пытаем. А мне не хочется ждать, пока мы отыщем смышленую крысу. – Симеон приложил к губам толстые пальцы. – О, придумал! Устроим ему пилу.

– Ох, потом убирать долго придется, – вздохнул Кочан с видом человека, знающего, что это удовольствие выпадет на его долю.

– Зато весело. – Симеон швырнул в Фельгора еще одну куриную кость; она отскочила от груди пленника и упала на пол клетки. – Там знаешь, какая штука, Фельгор? Тебя подвесят вверх ногами, чтобы вся кровь прилила к голове. Зачем? Да затем, чтобы ты не сразу сдох от потери крови, когда я начну распиливать тебе задницу и яйца. Тут нам как-то попался один живучий гаденыш, я его до самого брюха допилил. Ох и орал он – прям как резаный.

– Помнится, он голос себе сорвал, – пробормотал Хауэлл.

Фельгор побледнел, на лбу выступила испарина.

– Погоди, Симеон, давай поговорим, прежде чем пилить меня пополам. Я вор, ты пират. Мы занимаемся одним и тем же. Я готов вступить к тебе в команду. Знаешь, сколько от меня пользы будет?

– Людей у меня и так достаточно, и все приносят пользу. Ты мне не нужен.

Он снова бросил в Фельгора кость, но чешуйки левой латной перчатки встопорщились и задрожали. Кость пролетела мимо клетки. Симеон выругался.

Эшлин разглядывала его доспехи. Левая перчатка явно была повреждена, а влажный воздух и соленая вода изъязвили провода, соединявшие части лат. Доспехи придавали владельцу сил, но за долгие годы изрядно обветшали.

– Тебе нужен человек, который починил бы твою перчатку, – сказала Эшлин.

Симеон продолжал жевать, уставившись на нее.

– Алхимик починит.

Судя по всему, он имел в виду Касамира.

– Вряд ли, – ответила Эшлин.

– Да что ты понимаешь в наших с ним делах?

– Не то чтобы много. Но мы его недавно убили.

Симеон прищурился:

– И как же это вам удалось?

– Я взорвала его великана, а алхимика взрывом рассекло пополам.

Симеон помрачнел:

– Если это правда – тебе несдобровать. Эти доспехи и все механизмы на полигоне стоят больше, чем любой императорский выкуп. За то, что ты убила единственного человека, который умеет их чинить, я готов познакомить тебя с тем самым чаном.

– Я же тебе сказала: я могу починить твои доспехи.

– Их не может починить никто, кроме алхимика. Мои люди сто раз пробовали – и ни хрена. В лучшем случае лишались пальцев, а в худшем – головы. С этими устройствами шутки плохи.

– Я готова пожертвовать и пальцами, и головой. Но только если ты оставишь в живых моего друга.

– Ты врешь, чтобы спасти его шкуру.

– Может, и так, – сказала Эшлин. – Но ты ведь ничем не рискуешь. А если ты убьешь Фельгора, я не стану тебе помогать. Оставь его в живых, дай мне стимул добиться успеха.

Симеон задумался.

– Тебе даже не придется выпускать меня из клетки. Просто дай мне перчатку и вон те инструменты. – Она указала на письменный стол. – Если к завтрашнему дню я ее не починю, можешь распилить Фельгора надвое.