спал Зандер? Поимел бы он последнюю, если бы я не застала его на месте преступления? Мысленный образ того, как это могло бы быть, всплывает в голове, и я ощущаю, как пульс ускоряется.

В глазах Зандера вспыхивает пламя, а уголки рта изгибаются, как если бы у него имелся секрет.

– Прошу, продолжай свою мысль. Я, безусловно, предпочитаю твою реакцию на это, нежели страх и вину, что поглотили тебя ранее.

Мои щеки алеют.

– Как ты это делаешь?

Он небрежно пожимает плечами.

– Очень просто. И по какой-то причине с тобой такое проделывать становится легче день ото дня.

Это потому, что у меня разум человека? Или потому, что я не знаю, как использовать это эльфийское тело и его способности?

– Не повезло тебе, не так ли? Особенно когда твои мысли то и дело движутся в том самом направлении.

Я стискиваю зубы, желая увести этот разговор подальше от любого направления, которое дало бы ему преимущество.

– Кто-то другой нацелился на Квилла. Почему? Каких врагов он себе нажил?

– У всех нас есть враги, но я сомневаюсь, что у Квилла они были настолько серьезными, чтобы их бояться. Он был легкой мишенью. К тому же мой сторонник. Еще одна причина убить его.

– Но зачем убивать его сейчас?

– Я отказываюсь от своего предыдущего комментария. Ты все еще ничего не знаешь. – Зандер трет переносицу. – Чтобы вызвать новую волну подозрений теперь, когда ты воскресла из мертвых, а твой брат сидит в темнице в ожидании казни.

– Значит, это все-таки связано со мной.

– Разве не все в последнее время связано с тобой? – ворчит он себе под нос.

– Кто бы хотел… – Я запинаюсь. – Лорд Эдли.

– Или один из его верных сторонников. Ты, наконец, поняла.

Я смотрю на него.

– Что? Месяц назад ты едва знала свое имя.

Я отлично знала свое имя. Все остальное было загадкой.

– Ты хочешь сказать, что это месть за вчерашнее?

– За то, что ты унизила его перед всем двором? – Зандер ухмыляется. – Там было на что посмотреть, пусть это и не соответствовало нашему плану. Признаюсь, мне даже понравилось.

– Правда? Потому что я помню другую реакцию.

– Просто это было… неожиданно, вот и все. В любом случае это, вероятно, случайность, учитывая, что отравление Квилла требовало планирования. Эдли только выиграет от хаоса и раскола внутри двора, от людей, заключающих закулисные союзы и пакты, и, естественно, теперь все размышляют, скольких еще постигнет та же участь, когда ты восседаешь на нашем троне.

– Но я их не травила.

– Технически это не так. Необработанная мёртовая лоза растет только в Терренских горах, а это значит, что яд был привезен сюда, когда ты и твой народ пересекли Разлом. Мы можем сколько угодно играть в игру с твоей невиновностью, но мы оба знаем, что ты полностью отдавала себе отчет в том, что касалось содержимого твоих карманов.

– Хорошо, но никто из них этого не знает. – Я усаживаюсь на софу напротив него, подобрав под себя ноги, чтобы согреться. По окну безжалостно барабанит дождь. – Возможно, Аттикус прав. Ты мог бы избежать всего этого, если бы женился на Сирше. У Эдли не было бы причин никого убивать.

– Ты не знаешь, о чем говоришь. – Челюсти Зандера напрягаются. – Двуличие умножится десятикратно. Такие люди, как Эдли и ему подобные, не должны править Илором.

– Но они думают, что должны, а ты только раздражаешь их, сажая меня на трон как угрозу.

Уголок его рта изгибается.

– Возможно.

Меня поражает осознание.

– Этого ты и хочешь. Заставить Эдли сделать ход, чтобы у тебя был предлог обвинить его в измене и наказать.

– Предпочтительнее было бы нечто безрассудное и плохо спланированное. – Его ухмылка выглядит одновременно злой и игривой. – Добро пожаловать на трон. Угрозы исходят со всех сторон и не ждут своей очереди.

Я качаю головой.

– Спасибо, не надо.

Я предпочитаю скрываться в неизвестности.

Зандер проводит пальцем по резной детали на деревянном подлокотнике кресла.

– Я не могу править Илором с кем-то вроде Сирши. Но неважно, с кем я буду делить трон – с тобой или с дочерью Эдли. Он не желает видеть меня на троне, вот и все. – Зандер кривит губы, словно обдумывая, говорить ли вообще следующие слова. – Тебе известно о моем представлении, каким должен стать Илор в будущем. Для смертных.

– Где их не будут загонять в эту систему кормильцев. Да. Элисэф сказал мне. Будущее, в котором они смогут свободно сидеть за обеденным столом со своей семьей и мечтать о судьбе, не связанной с рабством.

– Я понимаю, что это, вероятно, непреодолимый подвиг, но в глубине души знаю – это правильный путь. – Его лоб морщится. – Я не считаю, что смертные хуже. Никогда так не считал.

На меня накатывает неожиданная волна уважения к королю Илора. Его слова отражают мои обвинения, сказанные в тот день, в трущобах.

– Существуют правила для их защиты. Законы против обращения смертных и против вступления детей в систему кормильцев. За причинение им вреда без причины есть наказание. Но с востока приходят слухи о том, что там смертных разводят, будто скот, и продают на подпольном рынке. Он всегда существовал, но сейчас становится все более распространенным. Детей вырывают из рук родителей и кормятся ими. Чем они моложе, тем слаще их кровь.

Мои глаза расширяются от ужаса.

– Я, конечно, не знаю из первых рук, – быстро добавляет он, – но многие города на востоке превратились в выгребные ямы непристойности, и эта непристойность теперь распространяется по Илору, как чума, столь же опасная, как и само кровавое проклятие. Нетленные высмеивают эти законы и угрожают вернуть нас в темные времена из прошлого, а это совсем не соответствует тому, что я хочу для будущего Илора. И, боюсь, это еще одна причина, по которой они себя так ведут, – это смелое заявление оппозиции.

Кеттлинг находится на востоке.

– Неужто Эдли не волнует, что этих смертных продают в его городе?

– А кто, думаешь, руководит этим? – ровно говорит Зандер. – На первый взгляд, Эдли заявляет о своей вечной преданности Цирилее и трону Илора, но Кеттлинг всегда был нашим противником, даже во времена Айлиля. Он не хочет общества, где смертные равны нам. Если бы ему позволили, он бы посадил их всех в клетки. Мой отец знал об этом. Он знал, что делает Кеттлинг, но закрывал глаза, желая сохранить мир. Хотел, чтобы его называли миротворцем. Вот почему он заключил этот союз с королем Баррисом, который, как говорили, был прогрессивным человеком, не столь озабоченным религией Судеб и