внешней войне. Принцу оставалось только молча смотреть на это, рассчитывая на то, что Якова II еще удастся склонить к более взвешенной политике. Он отказал во всякой поддержке вождям недовольных, уже приглашавшим его к вооруженному вмешательству. С другой стороны, он отказался содействовать королю в его планах насчет отмены «Акта об испытании». Если Вильгельм Оранский и питал еще надежды на примирение короля с народом, что позволило бы ему привлечь Англию к Великой коалиции, то они исчезли в 1687 году с появлением «Декларации о терпимости». В эту пору Яков пригласил его высказаться в пользу отмены уголовных законов и «Акта об испытании». Но одновременно с приглашением короля от главных вельмож. Англии пришли письма с предостережениями и обещаниями поддержки.

Одни, подобно Гайдам, просто уверяли принца в своей преданности. Епископ Лондонский присоединял к этому обещания помощи. Другие, подобно Девонширу, Ноттингему и Шрусбери, убеждали его не поддаваться требованию короля. Лорд Черчилль извещал о намерении сестры Марни Анны стоять на стороне протестантизма. Дэнби, вождь великой партии тори, слал свои настоятельные предостережения. Эти письма определили ответ Вильгельма Оранского. Он добросовестно заявил, что никто не питает к религиозным преследованиям такого отвращения, как он, но что под видом ослабления политической несправедливости Яков II приглашает его содействовать гибели его собственной веры. «Я не могу, говорил он в заключение, оказать Вашему величеству требуемое Вами содействие». Но Вильгельм Оранский все еще отступал перед мыслью о вооруженном вмешательстве. Общее недовольство было несомненным, но положение Якова II казалось довольно прочным. Он рассчитывал на помощь Франции и имел армию в 20 тысяч человек. Шотландия была приведена в уныние неудачей восстания Аргайла и не могла предоставить теперь такой помощи, какую она оказала Долгому парламенту. Ирландия была готова высадить на западный берег армию католиков. В самой Англии представлялся сомнительным переход от недовольства к настоящему восстанию. «Кровавые ассизы» навели ужас на вигов. Тори и крайних англиканцев, несмотря на все их раздражение, сдерживала теория беспрекословного повиновения. Поэтому Вильгельм Оранский намеревался отклонять все крайние советы и ограничиться организацией всеобщей оппозиции, которая при помощи законных средств должна была заставить Якова II примириться со страной, отказаться от своей внутренней и внешней политики и присоединиться к союзу против Франции.

Но в этот момент непредвиденное событие изменило весь ход политики Вильгельма Оранского. Терпение, как его, так и народа, основывалось на уверенности в наследовании престола Марией. Между тем в разгаре борьбы короля с церковью разнесся слух, что королева снова беременна. Известие было встречено общим недоверием, так как со времени последней беременности Марии Моденской прошло пять лет; но оно сразу вызвало перелом. Если бы, как это радостно предсказывали католики, ребенок оказался мальчиком, и если бы он, в чем не было сомнения, был воспитан в католичестве, то самым ярым тори пришлось бы решать, должна ли вечно продолжаться тирания, от которой страдала Англия. Колебаниям страны наступил конец. Дэнби, всего больше преданный церкви и неизменно ненавидевший подчинение Франции, ручался за тори; Комптон отвечал за сторонников «высокой церкви», доведенных, наконец, до восстания «Декларацией о терпимости». Граф Девоншир, бывший лордом Кэвендишем во время борьбы за устранение Якова II, ручался за диссентеров, удовлетворенных обещанием Вильгельма Оранского обеспечить им веротерпимость, а также за общую массу вигов. За известием о рождении принца Уэльского дней через десять последовало предложение Вильгельму Оранскому вмешаться с оружием ради восстановления свободы Англии и защиты протестантской веры. Приглашение это, подписанное представителями главных партий, объединенных общей опасностью, и некоторыми другими лицами, было доставлено в Гаагу Гербертом, самым популярным из английских моряков, лишенным командования за отказ высказаться против «Акта об испытании».

Приглашение призывало Вильгельма Оранского прибыть с войском достаточно сильным, чтобы оправдать вооруженное восстание лиц, его подписавших. Оно было послано из Лондона 30 июня, на другой день после оправдания епископов. Общее возбуждение, ликование на судах, покрывавших реку, праздничные огни на улицах — все это действительно показывало, что страна находится накануне восстания. Даже войско, на которое Яков II безусловно полагался, вдруг стало выказывать сочувствие народу. Яков II находился в Гаунслау, когда получил известие о приговоре; выезжая из лагеря, он услышал позади себя громкие радостные крики. «Что это такое?» — спросил он. «Ничего, — был ответ, — просто солдаты радуются оправданию епископов». «И вы называете это ничем?» — проворчал король. Эти крики показали ему, что он одинок в своем королевстве. Пэры и дворянство, епископы и духовенство, университеты, все юристы, торговцы и фермеры были против него; а теперь его покинули даже его солдаты. Самые ревностные католики склоняли его к уступкам; но уступить — значило для него изменить весь характер своего правления, при котором исчез всякий след законной власти. Назначенные короной вопреки парламентскому статуту шерифы, мэры, магистраты не были в глазах закона настоящими чиновниками. Даже в случае созыва Палат члены, избранные подобными ставленниками короны, не могли составить законного парламента. Едва ли был хотя бы один министр короны или член Тайного совета, пользовавшийся законной властью.

Яков II привел дела в такое положение, что восстановление законного порядка равнялось полному ниспровержению всего сделанного им; а он нисколько не желал этого. Опасность и противоречия вызывали у него еще большее упорство. Он упразднил лагерь в Гаунслау и расставил войска по отдельным стоянкам. Он отправил в отставку обоих судей, содействовавших оправданию епископов, и приказал канцлерам всех епархий представить списки священников, не читавших «Декларации о терпимости». Но его воля оказалась бессильной перед упорным сопротивлением, встреченным им со всех сторон. Ни один канцлер не представил списка в церковную комиссию, и последняя из-за настроения народа вынуждена была бездействовать. Когда судьи, проявившие раболепство перед короной, отправлялись в объезд, то дворянство отказывалось принимать их. Еще большее раздражение вызвало намерение короля заменить английские войска, настроение которых оказывалось непригодным для его целей, отрядами католической армии, набранной Тирконнеллом в Ирландии. Против этой меры высказались даже римско-католические пэры Тайного совета; в одном только полку шестеро офицеров подали в отставку, не желая принимать в число своих солдат ирландских рекрутов. По всей Англии распевали балладу о «Lillibullero», полную сатирических нападок на ирландских рекрутов.

Действительно, взрыв восстания был неизбежен. Напрягая все свои средства, Вильгельм собрал флот и войско, между тем как вельможи один за другим спешили в Гаагу. Граф Шрусбери предоставил 2 тысячи фунтов на расходы похода. За Эдуардом Расселом, представителем вигского графа Бедфорда, последовали представители крупных торийских фамилий — сыновья маркиза Уинчестера, лорда Дэнби, лорда Питерсборо и сторонник «высокой церкви» лорд Макклесфилд. На родине графы Дэнби и Девоншир вместе с лордом Лемли