А три дня спустя тюрьму облетело известие, что 3 января в Сан-Квентине пройдёт турнир по боксу. Желающие могут записаться до 2 января у надзирателя Паттерсона.

— Всё равно победитель известен заранее, это Эшли Редфорд, — сказал мне Моррис за обедом. — Думаю, все ставки в нелегальном тотализаторе будут на него.

— А Диксон знает о тотализаторе?

— Наверняка знает, но делает вид, что не в курсе. По-моему, и у тюремщиков действует тоже свой тотализатор. Ну так что, сходим посмотрим? Всё ж какое-никакое развлечение.

Вечером 3 февраля в механическом цехе поставили самодельный ринг, где канвас представлял собой натянутый на дощатый помост брезент. На турнир явились четверо бойцов, то есть бои начались сразу с полуфинала. Раздевались по пояс — не до трусов, а до тюремных штанов. На ногах — обычные ботинки, никаких тебе боксёрок. Рефери — надзиратель Паттерсон, тот самый, принимавший заявки на участие. Тёмные брюки, белая сорочка и бабочка на шее. Видно, имеется опыт.

В первом полуфинале мексиканец по фамилии Суарес в непростой схватке одолел рыжего ирландца О’Брайена. Оба были в крови, у одного разбит нос, у второго — губа. Защитная капа могла бы уберечь от разбитой губы, особенно недавно изобретённая акриловая[22], но о таком здесь могли только мечтать. Для победы мексиканцу понадобились все шесть раундов и решение Диксона, выполнявшего роль жюри в единственном лице.

А вот и тот самый лютый Редфорд. До этого я видел его несколько раз мимоходом, сейчас, раздетый по пояс, он выглядел настоящим монстром. Да, не сплетение мышц, но и жировых складок не видно. Перчатки на его кулачищах казались игрушечными. На ринг против своего первого соперника вышел уверенным в себе, победно вскидывая руки и делая в сторону пытающегося сохранить видимость отчаянной решимости оппонента недвусмысленные жесты. Противостоит ему сегодня некий Ариэль Шульман. Явно не немец, хотя фамилия универсальная. Чернявый, нос с горбинкой, что выдаёт в нём представителя еврейской диаспоры. Шульман на голову ниже Редфорда, но хорохорится, разминаясь, активно машет в воздухе перчатками, пританцовывая в своём углу.

Секунданты тоже из числа зэков. Публика в количестве примерно двухсот человек — набились как сельдь в бочку — свистит и улюлюкает. Мы с Моррисом в первых рядах, как-то так само собой получилось, почти у канатов ринга.

Директор Диксон восседает отдельно на возвышении в окружении своей камарильи из числа надзирателей, зорко следящих за порядком вокруг ринга. Хотя что они смогут сделать против беснующейся толпы? Она и сейчас могла бы играючи их смять… С другой стороны, смять бы смяла, но что потом? Сбежать из тюряги не получится, посекут пулемётными очередями с вышек. Максимум — взять заложников. Но пока на это, видимо, никто не решался, иначе тюремное руководство не выглядело бы столь беспечным.

— Бой с участием Редфорда обычно обходится одним, максимум двумя раундами, — крикнул мне на ухо Моррис. — На ирландце я прогорел на пять баксов, а в этом бою, как и девяносто девять процентов зрителей, поставил на Редфорда. Не хочешь сделать ставку?

— Не вижу смысла, по-моему, этот Шульман ему не соперник.

Между тем боксёры сошлись в центре ринга, пожали друг другу перчатки, после чего рефери кивнул обоим секундантам, и прозвенел самый настоящий гонг. Шульман принялся выплясывать вокруг Редфорда, доставая того джебами левой. Тот в свою очередь старался оттеснить соперника в угол. К концу раунда это ему удалось, и Редфорд принялся лупить по защите Шульмана своими пудовыми кулачищами с такой силой, что противника мотало из стороны в сторону. Один раз громиле удалось сделать прореху в его обороне, и оппонента под оглушительный рёв публики отбросило на канаты. Но тут раздался гонг, и экзекуция была отложена на второй раунд.

Правда, со старта второй трёхминутки одно время Шульману вновь удавалось маневрировать, доставая соперника джебами, впрочем не наносящими тому абсолютно никакого вреда. В какой-то момент Редфорду это надоело, и он, просто обхватив соперниками руками, впечатал его в угол с такой силой, что тот, похоже, на несколько секунд потерял способность дышать, и, воспользовавшись его замешательством, включил режим «молотобойца»… Несколько капель крови долетели и до меня. От серьёзных увечий несчастного Шульмана спасло своевременное вмешательство рефери. Он даже смог покинуть ринг на своих двоих, хотя и обхватив рукой шею своего секунданта.

Перед решающим боем боксёры получали полчаса отдыха. Однако сегодня случилось непредвиденное. Суарес, сославшись на якобы полученную в первом бою травму плеча, отказался выходить на финальный поединок. Я его понимал, судьба мексиканца могла оказаться гораздо печальнее судьбы Шульмана, недаром на счету Редфорда в прошлых боях были покалеченные. И куда только тюремная администрация смотрит?… Хотя именно на то, как Редфорд калечит соперников, она и смотрит, причём с превеликим удовольствием.

Попробовали было вызвать О’Брайена, но тот уже успел куда-то свинтить. Назревал вариант, при котором Редфорд становился победителем турнира без боя. Народу это не нравилось, да и самому финалисту, судя по его задиристым крикам в толпу, тоже. Наконец, о чём-то переговорив сначала с Диксоном, а затем с Редфордом, рефери поднял руку, призывая к тишине.

— Джентльмены, внимание! Заключённый Редфорд готов принять вызов от любого из зрителей. Финалист получит оговорённую сумму гонорара. В случае победы — семьдесят пять процентов, в случае поражения — двадцать пять. Есть желающие?

Значит, о подпольном тотализаторе они знают и не скрывают этого. Ах ты ж, мистер Диксон, устроил тут себе государство в государстве со своими законами.

Следующие несколько минут в зале стоял гул. Из отдельных доносящихся до меня обрывков можно было заключить, что одни провоцируют других выйти в ринг, а те решительно отказываются. Оно и понятно — здоровье дороже. И вдруг вижу, Эшли Редфорд кричит что-то в мою сторону. Прислушался — да, несомненно, он вызывает на ринг меня. Ха, делать мне, что ли, нечего?… Что-что? Он что-то сказал про мою мать? Однозначно, оскорбляет не только её, но и мою жену. Типа она ему дала… Вот же сучёныш!

— Фил, брось, он это специально! — шипит мне на ухо Моррис.

А я ловлю на себе взгляды зэков, которые стоят рядом и тоже всё слышат, и в глазах одних читается усмешка, а других — сочувствие. Но усмешек больше, и это меня окончательно выводит из себя. Я отталкиваю стоящего передо мной темнокожего парня и одним прыжком взлетаю на ринг. Публика восторженно ревёт! Хлеб какой-никой у народа есть, а тут ещё и зрелище обещается.

Я скидываю