сделку с совестью, ведь ещё не факт, что девица чего-то стоит как актриса, и материальные затраты предвидятся немалые, но, чёрт возьми, мне тут сидеть ещё хрен знает сколько, так почему я не могу сделать своё пребывание в этих стенах чуть более комфортным?

Глава 6

Следующие несколько дней почти безостановочно лил дождь, в основном мелкий и нудный зимне-осенний севера Калифорнии, лишь иногда прекращаясь, чтобы затем припустить с новой силой. Скучающие зэки сидели по блокам, кроме тех, кто работал в цехах, прачечной и столовой. На дорожные работы никого не отправляли, вероятно рассуждая, что простудятся, чего доброго, лечи их потом.

Решив, что пора вернуться к практике ушу, перед завтраком в камере я начал проделывать комплекс упражнений. В таком пенале, конечно, не разгуляешься, но когда сосед постоянно сидит на нарах, места побольше, чем если бы он болтался по камере. Флегматичный Молчун Лу даже начал коситься на меня с интересом, когда я принялся делать комплекс чанцюань. Зато после первой же тренировки я почувствовал прилив бодрости, что было отмечено за завтраком Джеймсом Моррисом. Мы с ним в эти дни изредка пересекались, причём не только в столовой, и даже как бы сдружились. Причём я не сказал бы, что он пытался ко мне подмазаться, как к человеку, владеющему огромным по нынешним меркам состоянием (впрочем, теперь им официально владеет моя супруга), я такие вещи чувствую на расстоянии. Всё происходило как-то само собой, и мне действительно было с ним комфортно общаться, благо человеком он оказался достаточно эрудированным.

Молчун Лу по-прежнему основное внимание уделял своей крысе и ночью больше меня не тревожил. Либо я просто привык и спал в полную силу.

За эти дни я пару раз успел побывать в душевой, и оба раза обошлось без эксцессов. Никто до меня не докапывался, да и сам я старался лишний раз мыло не ронять и спиной ни к кому не поворачиваться.

Также я успел добить историю о Монте-Кристо и уже наполовину осилил труд Гюго, предпочитая в дневное время читать в проходе, опершись на перила и поставив ногу на нижнюю перекладину. Тут-то меня и навестил проповедник. Тот самый Чокнутый Мо, которого я до этого видел лишь мельком, да и то издалека.

— Грешишь?

Я оторвался от книги и посмотрел на вопрошавшего. Проповедник был на вид ненамного старше меня, невелик росточком, жидкие светлые волосы спускались до плеч, а тонкие пальцы крепко сжимали потрёпанный томик Библии. Но всё внимание приковывали к себе глаза, словно горевшие праведным блеском.

— А кто не грешен? — ответил я, решив не пускаться в прения с двинутым на религии зэком.

— Крест носишь, сын мой, — его взгляд скользнул в разрез моей робы, — а на отпущение грехов не приходишь.

— К вам?

— А что, тут есть другие пастыри?

Я вспомнил Ухтпечлаг и отца Иллариона, зверски замученного уголовниками. Вот ему я с радостью покаялся бы, а не этому клоуну. Видно, прений не избежать.

— А вы какую церковь представляете, святой отец? — поинтересовался я, с иронией выделив обращение к «пастырю».

— Разве это так важно? Мы все — дети Господа нашего.

— Извините, но я русский, крещён в православной вере, и отпускать грехи мне будет только православный священник. А вы-то вообще в сан рукоположены? Или так, самодеятельностью занимаетесь? Чем вы вообще на воле занимались и за какие грехи сюда угодили?

Самопальный батюшка, похоже, онемел от такого наезда, а я вернулся к чтению, сделав вид, что не замечаю стоящего рядом со мной проповедника, хотя его негодующий взгляд чувствовал всем своим естеством. Не думаю, что ещё кто-то говорил ему подобное.

— Святой отец, — неожиданно услышал я голос подошедшего Морриса. — А вот скажите, Бог правда существует? Не хочу вас обидеть, но…

— Не богохульствуй! — прошипел Чокнутый Мо. — Если дьявол существует, то и Бог есть. А дьявола я вижу каждый день.

И снова я ощутил на себе взгляд полный столь праведного гнева, что захотелось поёжиться, однако я сдержался и продолжал как ни в чём не бывало перечитывать историю несчастного Гуинплена. Лишь после того, как проповедник удалился, я позволил себе оторваться от чтения и обменяться улыбками с Моррисом.

— Спасибо, старина, что выручил, а то что-то уж очень резво этот шут взялся за моё религиозное воспитание.

— Не стоит благодарности, — подмигнул финагент. — В другой раз ты меня выручишь. Но думаю, проповедник затаил на тебя обиду, так что не расслабляйся. А учитывая, что ещё и мексиканцы в твою сторону косо поглядывают…

— Да уж, впору нанимать телохранителя.

— А что, с твоими-то деньгами! Конечно, их ещё надо суметь переправить в тюрьму. Если нужно, могу договориться с человеком, который организует доставку с воли не только денег, но и много чего ещё, включая травку. Правда, комиссионные берёт приличные.

— Спасибо, не стоит, — улыбнулся я. — Если меня всерьёз захотят убрать, то никакой телохранитель не поможет. Но надеюсь, смогу за себя постоять.

— Если что — я на твоей стороне… Ладно, пойду в прачечную, скоро моя смена ваши тряпки стирать. — Шутливо взяв под козырёк, Моррис отправился по своим делам, я же попытался вернуться к чтению, но теперь уже никак не получалось сосредоточиться на повествовании.

М-да, выходит, я и впрямь постепенно обзавожусь недругами. Может, стоило с этим Чокнутым Мо держать себя помягче? Даже покаяться для виду в каком-нибудь грешке, типа первой мастурбации в четырнадцатилетнем возрасте? Отпустил бы грехи — и никаких претензий.

Нет уж, осадил я себя, в моей жизни случалось немало возможностей пойти вопреки своим принципам, порой причины были даже более веские, как, например, когда на кону стояла моя собственная жизнь. Но я всегда шёл наперекор обстоятельствам и, возможно, как раз потому ещё жив, хотя в данный момент и угодил в места не столь отдалённые. А посему хватит изводить себя бесплодными моральными терзаниями.

Я достал из-за пазухи маленькое семейное фото, где мы позировали на фоне ранчо, как я в шутку называл наш домик в Вегасе. Грусть всколыхнула моё сердце, захотелось хлюпнуть носом, размазывая слёзы по щекам, но я сдержал эмоции, лишь непроизвольный вздох вырвался из моей груди. Пожалуй, только сейчас я по-настоящему осознал, какая долгая разлука нам предстоит, хотя до этого разум упорно отказывался верить, что это взаправду. Попадись мне сейчас сволочь, подставившая меня, голыми руками порвал бы на части!

В приливе чувств я с такой силой грохнул кулаком по перилам, что они завибрировали, а ребро ладони отозвалось болью. Поймал на себе удивлённо-встревоженный взгляд