Шрифт:
Закладка:
Тут колдуньи явились, стали трясти седыми космами, пропали во мраке, мрак рассеялся, явилась бревенчатая пристань, у которой ждало мастера Кита судно, он бежал, махал руками, но судно стало отходить от пристани и заскользило вниз по реке, а он остался совсем один и вдруг понял – можно догнать, если бежать очень быстро, для скорости нагнувшись и перебирая руками по влажному песку…
Мастеру Киту повезло – он боялся, что не сумеет заснуть, и все же заснул.
Его разбудил Сулейман.
– Мы уже давно совершили вечерний намаз, – сказал он. – Мамбет привел твоего товарища – того, что женат на русской. Поедим, посидим немного и пойдем. Идти недалеко, сам знаешь.
Мастер Кит уже привык, что русские определяют время по колокольному звону до и после службы; Английской двор, окруженный со всех сторон церквами, все же больше считался с большими карманными часами Меррика. Были еще часы на Флоровской башне, но постоянное население Торга на Красной площади редко задирало головы к циферблату, цифры людям мало что говорили.
Дик прекрасно себя чувствовал в татарском доме. К нему вышел тот человек, что брил мастера Кита, и они затеяли увлекательный разговор о русских постных блюдах. Оба, разумеется, православный пост не держали, но Татьяна старалась стряпать для мужа отдельно, а он из милосердия часто садился за стол со всей семьей. А цирюльник Азат однажды заполучил в брюхо хворобу, которая не давала покоя, пока ему не присоветовали какое-то время жить без мяса и хлебать одни лишь жидкие кашки. Понять их беседу мастеру Киту было сложно – хотя он вполне приемлемо овладел русской речью, но эти двое постоянно вставляли татарские словечки, а Азат так и вовсе закатывал целые тирады на родном языке.
Потом Дик потихоньку сказал мастеру Киту, что Стэнли с лошадьми выйдет с Английского двора после полуночи и встанет на реке, за дощатыми лавками, которых купцы немало понаставили на льду напротив Кремля. Оттуда он будет следить, не появятся ли освободители киргиз-кайсаков Бакира и возможного предателя, а когда потребуется – будет их выслеживать, пока не поймет, где они хотят спрятать похищенных. Вряд ли их поведут на Рождественку, на двор к князю Урусову, скорее уж – вниз по реке. Там заливные луга и плохо обжитая местность, там что угодно можно спрятать.
Время было позднее, женщины и дети давно легли спать, когда мастер Кит, Дик и Сулейман покинули Татарскую слободу. Идти до Крымского двора было недалеко, и они не спешили.
– У них тихо, – сказал Дик. – А встанем-ка вон туда. Это и достаточно близко, и достаточно далеко.
Он заранее присмотрел место возле заброшенного погорелого двора и даже вытащил оттуда чурбак для колки дров, чтобы сидеть поочередно. До забора Крымского двора было около полусотни сажен. Снег на этом пространстве был утоптан и испещрен черными пятнами, крупными и мелкими, – видимо, опять пригоняли овец и коров для прокорма посольства.
– Как хорошо… – вдруг сказал мастер Кит.
Он имел в виду снегопад. Крупные белые хлопья медленно опускались, словно подвешенные на незримых нитях. Это была красота неописуемая – для трагедии непригодна, разве что для сонета, но сонетов о снегопаде мастер Кит не знал ни единого.
И воздух! Удивительно свежий морозный воздух, без единого чуждого привкуса – как будто рядом не город со всей его привычной вонью, не Крымский двор, где благоухают навозные кучи, а райский сад, хотя бывает ли в райском саду зима, неведомо.
Темные епанчи мастера Кита, Дика и Сулеймана полностью сливались с забором. Стрельцы, которые днем бы их отлично разглядели, сейчас наблюдателей вовсе не замечали. А вот самих стрельцов было хорошо видно – у них были два факела. Стрельцы разгуливали вдоль забора, перекликались, вдруг дружно рассмеялись – у них была своя жизнь. Смех разнесся вдаль, вширь и ввысь.
– Чем бы нам развлечь себя? – спросил Дик. Мастер Кит поморщился – эти обычные слова словно лишили снегопад его очарования.
– Сулейман-абый, расскажи нам о своих странствиях, – не дождавшись ответа от мастера Кита, попросил Дик. – Как ты жил с ногайцами и калмыками?
Ни ногайцы, ни калмыки мастера Кита более не интересовали. Скифы – и те не разбудили бы в нем былого любопытства. Он подумал, что трудно было найти для прощания с Москвой ночь лучше, чем эта. И для мечты о будущем величии – тоже.
Новая трагедия пусть будет о честолюбце, который рвется к власти, но до поры прячется за спиной слабовольного государя. Тамерлан шел напролом – а сейчас пусть к победе стремится хитрец. Можно даже без лишних затей поместить действие в Московское царство – ничего и выдумывать не придется. Но если честолюбец вдруг каким-то чудом станет монархом – в чем тогда трагедия? Может быть, сама природа восстанет против него? Поля не дадут урожая, реки выйдут из берегов? И какой же прекрасный тут возможен монолог!
Мастер Кит запретил себе сочинять этот монолог: записать гениальные строки невозможно, если запомнить – память непременно подведет, и потом, уже сидя в тепле, с пером в руке, поэт будет вымучивать нечто, похожее на стихи, с яростью и с горечью осознавая, что те, первые, погибшие безвозвратно, были лучше во сто крат.
– Гляди… – прошептал Дик.
Мастер Кит не сразу понял, куда глядеть. А когда сообразил – черная тень вдалеке отделилась от забора и снова слилась с забором. Видимо, эта тень успела подать некий знак, потому что чуть ли не мгновение спустя мастер Кит, Дик и Сулейман услышали хриплый крик:
