Как-то Новгородов обмолвился, что Алексееву дали пятнадцать лет, и так как следствие по этому делу закончилось, то, возможно, Марту будут судить только за побег.

Но Марте припомнили предыдущую судимость и дали пять лет лагерей.

С первого дня заключения Марта собиралась в письме к матери попросить Николая Соловьева съездить в наслег и забрать Семена. Но как это сделать, как написать, никому не навредив? Письмо прочтут органы, заберут Сэмэнчика у Прокопьевых, и она его больше не увидит. Заодно арестуют Прокопьевых, да и до Китаевых доберутся. Марта уже знала, как слаженно работает машина госбезопасности.

Шел месяц за месяцем, а Марта все думала, как изложить просьбу, чтобы она была понятна матери и Николаю с Марией и не вызвала подозрение у цензуры. Но однажды она услышала, как пожилая заключенная сказала: «Курочка по зернышку клюет, да сыта живет». И все стало ясно. Конечно, просьбу надо распределить на несколько писем. И Марта, в первое же свободное время засела за письма.

Письмо первое:

«Дорогая мама! Здравствуй! Получила от тебя письмо, рада, что тебе стало лучше. Спасибо за Ганину фотографию, с ней мне будет намного легче. Считаю дни, которые тянутся ужасно медленно. Мама, ты не написала, как Мария назвала свою девочку. У меня особых новостей нет, все дни похожи один на другой, поэтому буду сообщать о новостях понемногу. Ганя говорил – курочка по зернышку клюет, так и я буду в каждом письме посылать по зернышку новостей. Ты спрашиваешь какие люди меня окружают. Разные, как и на воле. У нас в отряде познакомилась с землячкой из Саратова, есть о чем поговорить, вспомнить. Давно ли было письмо от Гани? Я ему написала, но пока ответа нет. Мама, передай от меня привет Хорошеву, Марии и Николаю, пусть Николай позаботится о Семене. Не болей».

Целую Марта.

Письмо второе:

«Дорогая мама! Здравствуй! Ура! Получила письмо от Гани, пишет, что здоров и скучает по мне и Семену. У меня сразу прибавились силы. Смотрю каждый вечер на его фотографию и читаю в сотый раз письмо. Ты спрашиваешь про зимнюю одежду, она у меня есть. Да и зиму вроде прожили, утром такой крепкий наст, идешь не проваливаешься. У меня все по-прежнему. Часто думаю о доме, вспомнила, как ходили с папой за земляникой, и я заблудилась. Ганя говорил, земляники полно в наслеге Тальниковом, он там работал после техникума. Когда освобожусь, поеду туда и буду есть землянику, пока живот не лопнет. Как там живут Мария и Николай? Передай им от меня привет, а также Хорошеву. Мама, береги себя, не болей».

Целую Марта.

Письмо третье:

«Дорогая мама! Здравствуй! Большое спасибо за посылку. Ты спрашиваешь, что я делала, когда уплыла на льдине. Работала матросом на пароходе, и каждый раз, когда проходили мимо Красного, бежала в рубку и просила у капитана бинокль, все хотелось увидеть тебя. И однажды все же увидела. Это было такое счастье. Попросила капитана дать гудок. Услышав его, ты посмотрела на пароход. Как там живут наши знакомые Шмидт, Кнабе, Рихтер, Якоби, Хорошев. Если увидишь Ульяну Прокопьеву, передай ей от меня привет».

Целую Марта.

Письмо четвертое:

«Дорогая мама! Здравствуй! Сегодня у меня двойная радость, получила сразу два письма, от тебя и от Гани. Ты спрашиваешь, как мое здоровье. Слава богу, грех жаловаться. Держусь. Недавно разговаривала со Светой, землячкой из Саратова, и вспомнила, как папа шутил: «Если ничего не получается на этой стороне, поезжай на ту сторону Волги. Там обязательно повезет». Как давно это было, я даже стала забывать папино лицо. У нас тут стоит такая жара, даже не верится, что совсем недавно был ужасный холод. Зернышки мои закончились. Береги себя».

Целую Марта.

Когда, после получения первого письма, Августа Генриховна передала просьбу Марты Николаю, он удивился:

– Как я позабочусь о Семене, если не знаю, где он? Дайте письмо, сам прочитаю. Может, где какой намек есть. Какие-то зернышки, Ганя никогда такую пословицу не говорил. Августа Генриховна, вы что-нибудь понимаете? Вот и я не понимаю. Но, наверное, что-то в этом письме есть. Покажем его Хорошеву, он мужик въедливый.

Хорошев думал недолго:

– Че тут неясного? Просит тебя забрать Семена, но сказать, где он, боится. Вот и будет писать об этом помаленьку, по зернышку.

– Ну, ты… тебе только в органах и работать. Я бы век не догадался.

После этого все письма от Марты несли Хорошеву. Прочитав четвертое письмо, Хорошев сказал:

– Зернышки закончились, Марта все, что надо, написала. Семен в Тальниковом наслеге у Прокопьевых. Если не отдадут, переправимся на другой берег. Я был в тех местах, помню, на той стороне избушка бакенщика. Теперь понятно, кто им помог. Пятьдесят километров – ерунда. В субботу, сразу после работы, двинем, лодку возьмем мою, она легче. К ночи будем там, порыбачим, я хорошую курью знаю, ушицы поедим, а рано утром к Прокопьевым, заберем Семена и сразу обратно.

Как Хорошев и говорил, в субботу поздно вечером подплыли к курье. Пристраивая удочки, Хорошев подсчитал:

– Сейчас Семену почти два года, а мамку с папкой и не видел, Марта вернется, ему шесть будет. А к приезду Гани… Эх, жизнь! Да и в метрики вписали фамилию Прокопьевых, тоже проблема. Как его теперь Алексеевым записать?

– Да что сейчас об этом думать, главное, забрать. Августа Генриховна хоть внука увидит, совсем плоха старуха, – Николай завернулся с головой в телогрейку и тут же захрапел.

Хорошев разбудил его, когда на той стороне зазолотился восход:

– Вставай, уха готова. Поедим и за Семеном.

Прокопьевы встретили незнакомых людей настороженно, на приветствие ответили с неохотой.

– Ульяна Прокопьева здесь живет?

– Здесь.

– Вам привет от Марты.

– Какой Марты? Не знаем мы никакой Марты, – быстро ответил высокий, худой хозяин, переглянувшись с женой.

– Ее сын Семен у вас, мы приехали за ним.

– Какой Семен, какая Марта? – разозлился хозяин. – Не знаем мы никакой Марты. Уходите!

– Да вы посмотрите на нас, – тронул пустой рукав Николай, – разве таких в госбезопасности держат?

– Ничего не знаю. Уходите!

– Пошли, Николай, толку не будет.

Ульяна подождала, пока затихнут шаги незнакомцев, и глянула в окно:

– Надо было отдать им Семена.

– А если они из органов? С кем останутся наши дети, когда нас посадят? Придет Марта. Тогда и отдадим. Пойду, посмотрю, куда они пошли..

Вернулся Прокопьев быстро:

– Поехали к бакенщику.

– Значит не из органов.

– Они и тогда к Китаевым ездили. Нет, будем ждать Марту.

Хорошев причалил к берегу напротив избушки. Поднялись на косогор. Пожилой мужчина чинил сеть, невдалеке женщина развешивала выстиранное белье.

– Здравствуйте! Вам привет от Марты.

– Здравствуйте! – оторвался от работы мужчина. – А привет не мне. Я здесь первую навигацию, до меня Китаев бакенщиком