корреспонденцией. На ней больше не было униформы, но тем не менее в своем простом черном платье она излучала спокойную деловитость. Это соответствовало обстановке простого офиса. Как и сама Энн.

Она уже целых две недели совместно с мисс Гладстон исполняла обязанности секретаря профсоюза медсестер. После Брингауэра Энн могла вернуться в свою палату в Трафальгарской больнице. Но Сьюзен Гладстон настояла на том, чтобы она заняла этот пост и разделила с ней квартиру над офисом. Хотя Энн стоило больших усилий отказаться от активной жизни старшей медсестры, она видела, что на административной работе у нее бесконечно больше возможностей помочь своим коллегам. Решающий аргумент исходил от самой Сьюзен. В следующем году она достигнет пенсионного возраста и будет вынуждена покинуть свою должность в профсоюзе. Она пожелала, чтобы Энн стала ее преемницей.

Этим июньским утром, когда Энн заканчивала работу с письмами, раздался стук в дверь и вошла Сьюзен. Закурив сигарету, она облокотилась на край стола и вопросительно посмотрела на свою подругу:

– Там снаружи пара газетчиков. – Она махнула рукой с сигаретой в сторону приемной. – Достопочтенная командор[40] не против поговорить с ними?

Энн подняла голову. Хотя очарование ее молодости еще не развеялось, теперь ее красота как бы обрела более строгие и классические линии. Эпидемия в Брингауэре и смерть сестры оставили на облике Энн свои следы. С того ветреного дня, когда на маленьком горном кладбище они похоронили Люси, Энн, казалось, перестала живо и непосредственно улыбаться. Теперь же она спросила:

– А ты что думаешь, Сьюзен?

– Я знаю, что лично тебя это не волнует. Но огласка принесла бы профсоюзу кучу пользы.

– Тогда я встречусь с ними, – решительно сказала Энн.

Мгновение спустя вошли два репортера и встали перед ней.

– Доброе утро, мисс Ли, – сказал старший из них. И сразу перешел к делу: – Нас действительно очень заинтересовало, что вас выдвинули на присвоение звания «Командор ордена Британской империи» за работу во время эпидемии в Брингауэре. Мы хотели бы поздравить вас. И наши читатели рады были бы узнать, что вы думаете об этом.

Энн обдумала свой ответ.

– Я польщена, конечно, – произнесла она без улыбки. – Но я бы чувствовала себя гораздо более счастливой, если бы все медсестры, которые боролись с эпидемией, получили такое же признание.

– Ах, перестаньте, мисс Ли, – сказал другой репортер. – Вы были там заметной фигурой. Невозможно всем медсестрам раздать по ордену.

– Да, но вполне возможно отнестись к ним по справедливости.

– Вот именно, – с нажимом вставила Сьюзен.

Репортеры переглянулись, чувствуя, что история выходит за обычные рамки.

– Может быть, вы объясните? – спросил первый, открывая блокнот.

– Охотно, – сказала Энн, тщательно подбирая слова. – Теперь, когда эпидемия закончилась и об этом наконец-то сообщили в газетах, все очень довольны тем, что сделали медсестры в Брингауэре. Нас мило похвалили, мило похлопали по плечу. Люди осознали, на что способны медсестры и что они делают по всей стране. Но чего люди не осознали, так это того, в каких ужасных условиях работает большинство наших коллег: бесконечные дежурства, низкая заработная плата и тяжелый быт. Скажу вам прямо: жизнь среднестатистической медсестры – это жизнь в нужде и рабстве. И такое положение не исправить, представив одну из сорока тысяч медсестер к высокой награде. Его можно исправить, лишь обеспечив сорока тысячам достойный уровень существования.

Это дело государственной важности, – продолжала Энн. – Если вы мне не верите, просто посмотрите на то, что происходит. Сотни девушек, у которых есть настоящий талант к сестринскому делу, не решаются заниматься им – не из-за опасности, хотя она достаточно велика, – а из-за того, что от них требуют ни с чем не сообразных жертв. Уже сейчас явно ощущается нехватка медсестер. Если так пойдет и дальше, то, прежде чем мы поймем, где оказались, разразится национальное бедствие. Только благодаря реальным фактам можно очнуться. Народ этой страны справедлив и великодушен. Поверьте, рано или поздно мы заручимся поддержкой людей, и когда мы ее получим, мы пойдем в парламент. Как только это произойдет, ничто не сможет остановить реформы, которые давно и болезненно назрели.

В кабинете повисла небольшая драматическая пауза. Два журналиста, при всей своей прожженности, были впечатлены и самой Энн, и ее искренностью.

– Может быть, у нас получится начать это дело, мисс Ли, – сказал первый, захлопывая блокнот. – В том, что вы говорите, – прошу прощения – до черта смысла. Мне кажется, что наши газеты могли бы оказать вам реальную поддержку.

Как только они ушли, Сьюзен позволила себе удовлетворенно воскликнуть:

– Ну что ж! Для нас это прорыв. Если они сделают так, как говорят, может начаться большая газетная кампания.

– Если… – мрачно произнесла Энн.

Ее пессимизм не оправдался. В два часа дня, после совместного обеда, мисс Гладстон спустилась на улицу и вернулась, с треском разворачивая свежий номер газеты.

– Энн! – воскликнула она с видом, далеким от обычной суровости. – Вот оно – покруче, чем в жизни, – просто грандиозно!

Там, на первой полосе, красовался потрясающий заголовок: «ГЕРОИНЯ БРИНГАУЭРА, ВЫДВИНУТАЯ НА НАГРАЖДЕНИЕ ОРДЕНОМ БРИТАНСКОЙ ИМПЕРИИ, ТРЕБУЕТ ВМЕСТО ЭТОГО НОВЫХ УСЛОВИЙ ДЛЯ МЕДСЕСТЕР». А ниже, в публикации на две колонки, было полное интервью с графическим выделением слов Энн. К интервью прилагались справочные сведения о профсоюзе медсестер, о его работе и целях.

– После такого, – воодушевилась Сьюзен, – наши акции должны взлететь.

Энн кивнула в знак согласия. Пусть ей и не нравилось то, каким образом теперь эксплуатируют факт ее работы в Уэльсе, но она ясно видела всю ценность этой пропаганды. Она также была довольна тем, что кампания набирает ход. И все же ожидаемого восторга она не испытывала. Энн все еще пребывала в меланхолии, все еще легко впадала в депрессию – она едва ли полностью оправилась от потрясения, вызванного смертью Люси.

Энн усердно работала весь день, вместе с мисс Гладстон заполняя декларации. Она чувствовала, что Сьюзен время от времени наблюдает за ней, и, когда в конце рабочего дня Энн встала и взяла шляпку, то услышала быстрый вопрос:

– Разве ты не поднимешься наверх, чтобы выпить чаю?

– У меня назначена встреча, – сказала Энн. – Не очень-то хочется идти, но я должна. Вернусь самое позднее к семи.

Глава 61

В половине шестого она добралась до «Черной кошки», того самого кафе на Риджент-стрит, в которое они часто заходили с Люси. Энн было грустно – возможно, из-за преследующих ее воспоминаний. А войдя внутрь, она ощутила еще и тревогу. Здесь она должна была встретиться с Джо и смутно опасалась дурных новостей от него.

Но когда Джо вошел,