Синклер в каком-то смятении подался вперед и заглянул через открытую рану в ткани мозга. С замиранием сердца Энн поняла, что Прескотт столкнулся с неожиданной проблемой. На мгновение он прекратил свои манипуляции и поднял голову, чтобы посмотреть на коллегу. Стоя над операционным столом, хирурги переглянулись Взгляд Синклера был полон опасения и молчаливого предупреждения. Энн инстинктивно прочитала его смысл. «Остановись! – говорил этот взгляд. – Размеры опухоли гораздо больше, чем мы думали. Она давит на жизненно важные центры. Вернись по своим следам, закрой рану. Пойдешь дальше – и пациент умрет».

Но Прескотт не дрогнул. И его молчаливый ответ Энн прочла еще легче: «Если вернусь, она останется слепой. Что бы ни случилось, я продолжаю».

Глава 66

Этот весьма выразительный обмен взглядами длился всего несколько секунд. Никто в операционной, кроме Энн, не обратил на это внимания. Никто не заметил болезненной реакции Синклера, когда Прескотт протянул руку и нарочито медленно сказал:

– Трепан, пожалуйста.

Энн передала ему инструмент. Прескотт собирался увеличить отверстие в этом и без того пострадавшем черепе.

На мгновение пульс Энн почти перестал биться. Синклер не бросил бы такой отчаянный взгляд, если бы Прескотт не шел на смертельный риск. В каком-то ослепительном озарении Энн вдруг поняла, почему так охотно приехала сюда, чтобы помочь ему, почему, помимо всего прочего, она желала ему успеха. Не просто из-за огромной преданности своей работе, чего было бы вполне достаточно. Нет, было еще кое-что. Все ее самовнушение насчет якобы профессиональной дружбы с Прескоттом растаяло, как воск в пламени. И с каким-то странным покаянным чувством она воспылала ненавистью к самой себе за самообман, за то, что все эти последние месяцы трусливо убегала от непреложной правды. Наконец-то она поняла, что любит его.

Она стояла рядом, передавая ему один за другим сверкающие инструменты, внешне бесстрастная и почти недвижимая, и в то же время лихорадочно молилась, чтобы у него все получилось.

Минуты шли, Роуз Боули продолжала дышать, и Энн почувствовала перемену в состоянии доктора Синклера.

От него больше не исходил осуждающий страх. С невольным восхищением он следил за движениями хирурга, по мере того как тот все глубже и глубже проникал в мозг. А затем что-то похожее на вздох удивления сорвалось с прикрытых маской губ Синклера, когда Прескотт точным аккуратным движением извлек из глубокой раны неровную фиброзную массу. Это были последние остатки опухоли.

Энн чуть не заплакала от чувства триумфа и облегчения. Теперь, когда опасный момент миновал, Прескотт стал действовать быстрее, чем раньше, перевязывая кровеносные сосуды, накладывая швы на оболочку, обрабатывая наружные раны. И, сдерживая поток невыраженных эмоций, Энн мысленно просила его поторопиться. Столь затянувшаяся операция, должно быть, до предела истощила силы Роуз.

Затем, в полном затишье, все закончилось с последним кетгутом, последним швом. Роуз, обложенную одеялами и грелками, увезли на каталке в комнату, примыкающую к палате.

Каким бы долгим и безжалостным ни было испытанное напряжение, последовавшая за ним реакция была еще хуже. Энн с трудом доплелась до стерилизационного барабана, чтобы приступить к повторной обработке инструментов. Сам Прескотт все еще стоял у операционного стола, как будто не подозревая, что ему больше не нужно наклоняться и напрягаться. Только когда Синклер положил руку ему на плечо, он словно очнулся, глубоко вздохнул и двинулся вместе со своим коллегой в сторону умывальной комнаты.

Было странно, что им снова предстоит заговорить после такого долгого молчания. Похоже, Синклеру так и казалось. Прошло несколько минут, прежде чем он сказал:

– Есть некоторые вещи, Прескотт, о которых лучше помолчать. Это одна из них. Я не буду тебя ни хвалить, ни поздравлять – тут это все не годится. Но ты мне продемонстрировал то, что я и не мечтал увидеть. Это было превосходно.

Прескотт ошеломленно посмотрел на друга.

– Как это у меня получилось? – спросил он.

– Откуда мне знать? – улыбнулся Синклер. – Это ты сотворил чудо, а не я.

Больше ничего сказано не было. Когда они закончили умываться, им принесли поднос с кофе.

– Тут полагается шампанское, Прескотт, – попытался развеселить коллегу Синклер. – Большая бутылка «Поль Роже» тысяча девятьсот двадцать восьмого года.

– Этим пусть займется Боули, – не улыбнувшись, ответил Прескотт.

Глава 67

Не успел он договорить, как наружная дверь открылась и вошел Боули. По нему было видно, что ожидание результатов операции далось ему нелегко, но тем не менее на лице его снова появился румянец, а выражение отчаяния исчезло. И все же, хотя глаза его сверкали ликованием, вел он себя робко, как ребенок. Медленно и неуверенно Боули приблизился к Прескотту.

– Роберт, – произнес он наконец явно дрожащим голосом, – что мне сказать тебе?

Наступило тяжелое и неловкое молчание.

– Когда был мой ход, – с усилием продолжал Мэтт, – я обошелся с тобой как с приблудным псом. Затем настала твоя очередь ходить. И ты обошелся со мной как бог. – Он сделал паузу. – Ты спас жизнь моей Роуз. Ты вернул ей зрение. Это для меня больше, чем моя собственная жизнь. Как мне отблагодарить тебя?

– Не нужно меня благодарить, – пробормотал Прескотт.

– Тогда позволь дать тебе это.

Прескотт отшатнулся от чека, который протянул ему Боули.

– Мне не нужны твои деньги, Мэтт, – посуровев, сказал он. – Не предлагай мне гонорар, пока я его не просил.

– Это не гонорар, – смиренно ответил Мэтт. – Это то, что я обещал тебе давным-давно – по крайней мере, первый взнос. Единственное, на что я надеюсь, так это услышать от тебя: «Лучше поздно, чем никогда».

Прескотт машинально взял протянутый листок и взглянул на него. Его лицо побледнело. Это был чек, выписанный в пользу фонда клиники Роуз Боули. Чек на пятьдесят тысяч фунтов стерлингов.

– Ты не будешь возражать, если я назову ее в честь Роуз? Это все равно твоя клиника, – продолжал Мэтт. – Ты можешь построить ее здесь или в Лондоне, где тебе заблагорассудится. Я найду столько средств, сколько надо. Завтра я открою подписной лист, и тебя завалят деньгами.

Прескотт справился с эмоциями.

– Как великодушно с твоей стороны, – произнес он наконец. – Более того – как великолепно. Спасибо тебе от всего сердца.

– Спасибо не годится, Роберт, – сказал Боули со своим старым лукавым юморком. – Ты сам сказал это минуту назад. Я не хочу никакой благодарности, пока ты не вернешь нашу дружбу.

В ответ Прескотт сделал шаг вперед и протянул Мэтту руку. Когда они обменялись рукопожатием, дверь из операционной распахнулась и вошла Энн. Она думала, что в комнате пусто, но теперь, увидев Боули, подалась назад. Однако Мэтт