— Лирта, вам плохо?! — голосок служительницы кваркинария доносился словно издалека, а я проваливалась в своё отчаяние, сквозь влажные доски, чтобы снова вынырнуть из небытия… нет, не на крыше приюта. Не в спальне Марта. Не в своём мире.

Я стояла на пороге дома юного лирта Апратуса, того самого, что когда-то "призвал" меня в саду Высшей школы.

Зачем?!

Не думая, я вытянула руку и постучала в дверь, не особо надеясь, что студентик находится дома — всё-таки у молодёжи, даже безденежной, масса возможностей для досуга. Но дверь открылась. Несколько мгновений заспанный мальчишка смотрел на меня, а потом побледнел, посерел, позеленел, простонал "Мёртвая драя!" — и рухнул к моим ногам.

…подозреваю, когда бабушка говорила, что все мужчины при виде меня будут укладываться штабелями, она-таки подразумевала что-то иное.

Глава 62

Кварковы потроха, вот ведь… трепетный какой.

Со вздохом я перешагнула через неподвижное тело, ухватила парня за щиколотки, мягкую кожу высоких, почти до колен пыльных сапог — вряд ли он ходит в таких по дому, скорее всего, либо собирался куда-то уходить, либо, наоборот — только что пришёл. С трудом втащила тощее, неожиданно тяжелое тело внутрь дома, надеясь, что его приятель не треснет меня сзади по затылку. Паренёк жалобно захныкал, завозился и, не открывая глаз, забормотал:

— Лирта Маграстена, вы же обещали, что больше не придёте, так не честно!

— Человек предполагает, а Тирата располагает, — наставительно заметила я. — Есть в доме ещё кто-то?

— Нет… Но! — спохватился мальчишка. — Скоро заявятся! Целая толпа.

— Ничего, мы успеем.

— Ну, что вам от меня надо? — обреченно, но хотя бы уже без нытья спросил Апратус. — Помочь вам окончательно упокоиться? Это не ко мне, это к некромантам надо, а я так, по иллюзиям, я же говорил.

— С упокоением вопрос решу как-нибудь сама, без тебя, — вздохнула я. — А вот иллюзии — это очень, очень актуально.

— Я еще почти ничего не умею!

— А у тебя выбора нет, прогульщик, — я снова вздохнула. — Либо ты накладываешь на меня иллюзию нормального человеческого лица, либо… — я задумалась, но не стала изобретать велосипеда. — Мы просто упокоимся вместе. Ты меня призвал, ты со мной и…

Апратус убрал руки от лица и уставился на меня:

— Драя, да я ж разве против?! С удовольствием бы вам помог! Но я плохой специалист, поймите! Там, гване наложить иллюзию ушей самайны — это ещё куда ни шло, но из вас человека делать — тут нужно настоящего мастера! Профессора, как минимум… А у меня сил не хватит. И умений.

— Говорил он, что не спец, оказалось, не жилец… — пропела я. — Иллюзия нужна ненадолго. Цвет кожи, лицо, как в прошлый раз. В идеале руки и шея. Это должна остаться я, а не кто-то новый, понимаешь? Просто с кожей нормального цвета, ну, и глаза, пожалуй, в порядок привести. Я не капризная.

— Иллюзия по частям не накладывается, — буркнул Апратус. — Будь проклят тот день и час, когда…

— Да поняла, поняла. Но сегодня — точно в последний раз. Клянусь.

— А зачем оно вам? — вдруг подозрительно спросил окончательно пришедший в себя парень. Стянул сапоги и зачем-то засучил рукава.

— На свидание хочу сходить, — серьезно сказала я. — Напоследок, перед тем как упокоиться. Вкусить все радости жизни и всё такое.

— Ну… вы только это… уйдите потом до того, как ваш кавалер проснётся. Постарайтесь в два часа уложиться, это мой потолок, — столь же серьезно ответил юный иллюзионист. — А то так и импотентом можно заделаться, нельзя так с мужчинами… Пойдёмте наверх, что ли. Попробую… хотя результата не обещаю. И помните о времени.

«В полночь, Золушка, карета станет тыквой, а твоё лицо превратится в баклажан", — подумала я и пошла вслед за своим юным другом.

* * *

Я смотрю на звёзды. Как ни странно, здесь, в Магре, они кажутся почти точно такими же, как на земле, вот только проступают на небе не каждую ночь. Маленькие, белые, далёкие, равнодушные к людским бедам точки. Задираю голову, имитируя движение, которое частенько делала раньше, на земле, чтобы слёзы влились обратно в глаза, и в этот момент звёзды начинают медленно, беззвучно падать.

…нет, конечно, на голову мне огромные раскалённые небесные тела не валятся. Наверное, это обычный метеоритный дождь, но настолько сказочный, необыкновенно яркий, что я с трудом удерживаю рот закрытым. Белоснежные подтёки медленно тают в чернильной небесной тьме. Даже зелёный Стилус как-то померк на это фоне.

Надо загадывать желания. Успевать.

Успевать, когда я уже поняла, что в любом случае обречена, сейчас более чем актуально. И хотя моя жизнь никак не связана с несущимися в космосе булыжниками, чудеса всё-таки могут случаться.

Несмотря ни на что, весь этот мир, с его обитателями и их магией — одно огромное чудо. И глядя на падающие звёзды, я прошу неведомые силы, Тирату или кого-то ещё, позволить ему и мне выжить, остаться.

Я хочу жить. Хочу быть живой. Хочу чувствовать боль, нежность, страсть, горечь, голод, тепло. Хочу узнать любовь, хотя бы как-то, хотя бы немножечко.

Зря, зря, зря я тогда отказалась. Если для Марта я живая, какая разница, что происходит внутри меня, и как я выгляжу? Если моя смерть ему не страшна, не противна и не опасна, то чего боюсь и опасаюсь я?

Нечего мне бояться. Я просто теряю время, которого остаётся чудовищно мало. Секунды, секундища и секундочки с ошеломительной скоростью несутся, тают с лёгким шипением, словно попавшие в воду раскалённые угольки.

Я вышла из дома лирта Апратуса — на этот раз донум не пожелал сработать, а я не пожелала рисковать, перемещаясь невесть куда — и побежала к приюту. К Марту, напрямик, преступно топча газоны и даже небольшие кусты. Иногда то тут, то там мне виделась знакомая юркая кошачья тень, узкий силуэт мёртвого кота, доставшегося мне в спутники, доносилось тихое мурканье.

А ведь тогда, на пляже, он хотел меня предупредить о появлении жрицы…

Кусты цеплялись за длинное платье, и я без малейших сомнений подтянула подол вверх и завязала узлом сбоку. Я бежала — через какое-то поле с влажной шелковистой травой, через маленький мостик над овальным прудом, огибала изысканные фонари с объявлениями о себе самой, скамейки, дома, стараясь не попадаться на глаза страже. Пасущиеся вдалеке гваны подняли лобастые головы и навострили длинные уши.

«Зайцы на анаболиках», — подумала я и хихикнула. А хотелось снова захохотать в голос, как тогда, верхом на