— Что я говорил! — не вытерпел Лесь. — Молекулярные тригеры...

— Хлопче! — Александр Лаврович провел ладонью по своей лысой голове. — Я давно уже поседел... — Все засмеялись, в том числе и сам Перец. — Сколько было этих тригеров и догадок? А уцелели только те, что подтверждены экспериментами. Разрешите продолжить?

— Разрешаю, — буркнул Лесь, вызвав очередной взрыв хохота.

— Легкость и быстрота усвоения ребенком грамматики левым полушарием не совпадает с усвоением значений слов, чем ведает правое полушарие. Объединение разнородных предметов в общий комплекс важно именно для правого полушария — вывод получен экспериментально. Электросудорожный шок... Сравнительно простая операция...

— Простите, — снова вмешался Лесь. — Выходит, с одной стороны — комплексные понятия правого полушария; с другой стороны — логолизированные, словесные, понятийные — левого полушария. А переходный мостик...

— Ну, ну! Правильно подметил! — улыбнулся Перец. — Развитие от комплексного мышления до понятийного можно смоделировать — с определенной мерой формализации — в двухмашинной системе управления. Такую модель можно рассматривать как развитие от типа, характерного для правого полушария, до типа, характерного для левого. В конце концов, это развитие приводит к искусственным логическим языкам. Я бы назвал их однозначными. Возьмем каналы связи для исчерпывающего, дублированного, перекрестного учета информации. Сколько каналов? В мозолистом теле — гипокампфе — общее число волокон достигает двухсот пятидесяти миллионов. В передней спайке помещается два с половиной — четыре миллиона комисуральных связей. Еще больше их в ассоциативных путях. На это количество и ориентируйтесь при конструировании.

— Задачка действительно... — пошевелил пальцами свой колючий ежик Григорий. — Придется расчленять проблему и решать ее по частям.

— Безумству храбрых поем мы песню! — иронично и вместе с тем тепло блеснули глаза Александа Лавровича. — Подождите с выводами. В центральной нервной системе логика, математика, рассматриваемые как языки структурно — повторяю и подчеркиваю: структурно! — должны существенно отличаться от тех языков, с которыми мы обычно встречаемся в нашем опыте. Я бы предложил такую компоновку. Одну из машин следовало бы отождествить с левым полушарием, которому свойственно приближение к языку математической логики. Другая машина по своим функциям — аналог правого полушария. Она будет оперировать целостными зрительными и пространственными образами, предметами, музыкальными фразами, именами, не поддающимися членению. Число в правом полушарии (машине) выступает как единое целое, в левом — всего лишь как элемент или ряд натуральных чисел, или итог вычислительных операций. С некоторыми оговорками этот процесс я назвал бы мыслительным. Ясное дело, присоединив сюда память, эмоции, воображение. Вспомним определение Лейбница: математика — это логика воображения.

— Спасибо, Сашко! — взволнованно произнес Петр Яковлевич.

— Подожди! — поднял руку Козак. — Умиляться будешь потом. Что меня беспокоит? Принципиальная разница между природными системами и вычислительными машинами... В сложной живой или неживой системе взаимодействует огромное количество элементов и линий связи, на разных уровнях проходит множество программ. Линейность машинной программы снижает ее возможность объемного моделирования.

— Вот-вот! Программа для машины... Выстроить в один последовательный ряд неимоверное количество объемных программ организма...

— Подмечено верно! — прервал Петра Яковлевича Перец. — Придется разбрасывать программы на разные уровни.

— Вы хотите сказать... — подхватил Мирослав Михайлович. — Первичная информация... Выделение моделей на более высоком уровне. Запоминание. Одновременная обработка информации если не по тысячам, то хотя бы по сотням каналов.

— Сгорела одна деталька — и все каналы закупорились, — вздохнул Ромашко. — И лезь техник с частотомером внутрь блока.

— Чувство юмора — это хорошо, — улыбнулся Перец. — Вы беспокоитесь о надежности машины. Все верно. Но тут уж...

— Заговорились, — постучал по столу карандашом Козак. — Пора подводить итоги. Разработка нейронных сетей дала нам ценный опыт моделирования программ нижних «этажей». Сегодняшнее обсуждение подвело под нашу общую работу если не теоретическую базу, то мировоззренческий фундамент. — Мирослав Михайлович хитровато взглянул на Петра Яковлевича. — Давай делись. Только коротко.

Петр Яковлевич развернул большой лист ватмана, расчерченный на желтые и зеленые квадраты разных размеров, соединенные между собой сплошными и пунктирными линиями.

— Управление... Предлагаю схему с билатеральной[16] симметрией. Две большие вычислительные машины — правая и левая — каналы связи между ними. Нижние, более мелкие квадраты — их четыре, — два специализированных устройства для управления правым и два — левым манипуляторами. По одному из них предназначено для управления телевизионными камерами. Еще ниже — сами манипуляторы. Пунктиры и сплошные линии — каналы передачи и обмена информацией между большими вычислительными машинами, специализированными устройствами для управления манипуляторами, оптической информацией. В схеме я отдельно не выделял механические приспособления — схватов подъемников, силовых агрегатов.

— Схема схемой... Но мне пока не все ясно, — сказал Ромашко, водя пальцем по пунктирам. — Большая машина — для выработки или вычисления траектории движения исполнительных механизмов. Тут времени хватит. А вот работа манипуляторов во внешней среде...

— Ничего страшного! — возразил Козак. — Предусмотрим две программы управления: исполнительную и законодательную. Одну — в режиме реального времени, другую — для общих планов работы. Договорились?

— Килина! — крикнул Петр Яковлевич. — Мы проголодались!

Пока Килина накрывала стол, Петр Яковлевич и Александр Лаврович вспоминали те дни, когда они в клинике испытывали первые протезы. Их разговор прервал телефонный звонок.

— Тебя, — Петр Яковлевич передал трубку Савичу.

— Наконец-то разыскала! — услышал Григорий далекий голос Майи. — Ты мне очень нужен! Приезжай поскорее на улицу Листопада.

— Снова спешишь ухватиться за чью-то юбку? — упрекнул Петр Яковлевич.

— Это не юбка... — растерянно буркнул Григорий. — Кажется, мы в принципе все уже обговорили. Если я вам не очень нужен, то прошу отпустить меня...

29

Войдя во двор особняка на улице Листопада, Григорий в недоумении остановился. Справа между кустами автокран укладывал плиты в вырытый для бассейна котлован. Разбитной и веселый Роман, сидя в кабине, дергал за рычаги.

«Вот тебе и система учета! Гузь строит... Гузь старается... Старается, только не там, где положено». — Григорий зло сплюнул, нажал на кнопку звонка возле двери.

Ему сразу же открыла Майя.

Они поднялись на второй этаж — в зимний сад.

Майя приготовилась к встрече.