человеческого существа. Но он сделал пессимистический вывод, сетуя, что человечество не может избавиться от этих побуждений. Опять же, он застрял в тупике со своей теорией инстинкта, которая заставила его рассматривать эти побуждения как остатки эволюционного состояния, привязанные к конкретным сексуальным потребностям. Ранк, который видел более реальную картину, мог превратить садизм и мазохизм из клинически негативных в человечески позитивные явления. Зрелость мазохизма, таким образом, будет зависеть от объекта, на который он направлен, от того, насколько зрелый мазохист владеет собой. По мнению Ранка, человек будет невротиком не потому, что он мазохист, а потому, что он на самом деле не был покорным, а хотел лишь сделать вид85. Давайте кратко остановимся на этом типе проблем, потому что он резюмирует общую тему психических расстройств, которую мы подняли.

Психическое заболевание как несостоявшийся героизм

Из нашего обзора психических расстройств можно сделать один очень интересный и последовательный вывод: Адлер был прав, говоря, что у всех психически больных есть базовая проблема мужества. Они не могут взять на себя ответственность за свою независимую жизнь; они очень боятся жизни и смерти. С этой точки зрения теория психических расстройств на самом деле является общей теорией неудач превозмогания смерти. Избегание жизни и страх смерти настолько запутывают личность, что она становится инвалидом – неспособной проявлять «нормальный культурный героизм» других членов общества. Результатом является то, что человек не может позволить себе обычное героическое саморазвитие или легкую уступку высшему культурному мировоззрению, как другие. Вот почему он каким-то образом становится обузой для окружающих. Психическое заболевание, таким образом, также является способом говорить о тех людях, которые обременяют других своими страхами жизни и смерти, своим собственным неудавшимся героизмом.

Как мы уже видели, депрессивный человек – это тот, кто так успешно переложил ответственность за себя на силу и защиту со стороны других, что лишился собственной жизни. Как давно нас учил Адлер, окружающим депрессивного человека людям приходится расплачиваться за это. Чувство вины, самоистязания и обвинения также являются способами принуждения других86. Что может быть более принудительным, чем магический перенос шизофреника, который так превосходно отражает недостаток мужества? Или паранойя, когда человек настолько слаб и одинок, что создает воображаемые объекты ненависти с целью формирования вообще каких-либо отношений?87 Мы должны дать согласие на то, чтобы нас ненавидели, чтобы параноик чувствовал какую-то толику жизненной силы. Это отличная иллюстрация выражения «ехать на ком-то верхом». Это действительно «поездка» по жизни к смерти, которую слабые и напуганные люди совершают за счетдругих. Дело в том, что нас принуждают магическое преображение и паранойя – но они могут быть не нашими проблемами[113].

В конкретных извращениях мы видим это принуждение в почти чистом виде, оно становится отрицанием нас самих как целых личностей. Причина, по которой женщины возражают против извращенных отношений и обижаются на искусственную помощь, которую использует фетишист, заключается именно в том, что она отрицает их существование как целых людей или как личностей в целом. Все извращения связывает неспособность субъекта быть ответственным человеческим животным. Эрих Фромм хорошо описал мазохизм как попытку избавиться от бремени свободы8889. С клинической точки зрения мы обнаруживаем, что некоторые люди настолько слабы перед лицом ответственности, что даже боятся свободы быть в хорошем состоянии здоровья и бодрости, как напомнил нам Бибер90. Со слов Фромма, в самом крайнем извращении, некрофилии, мы наблюдаем именно острый страх перед жизнью и людьми91. Один из пациентов Бриллса так боялся трупов, что, преодолев этот страх, стал некрофилом, потому что был очарован своей новой завоеванной свободой; мы могли бы сказать, что он использовал некрофилию в качестве героизма и что салоны гробовщиков стали сценой для его апофеоза. Трупы безупречны в своей беспомощности: они не могут причинить вам боль или опозорить вас; вам не нужно беспокоиться об их безопасности или их реакции92.

Босс описал копрофила, существование которого настолько сжалось, что он мог найти творческий героизм только в продуктах прямой кишки93. Здесь мы прекрасно видим ужас видовой роли, неспособность взаимодействовать с телом сексуального партнера. У этого пациента данные страхи настолько велики, что рискуют полностью лишить его возможности выражения своих желаний в межличностных отношениях. По сути, он «спасен» фекалиями и своей изобретательной аргументацией, что они являются истинным источником жизни. Его мало волнует, что потребности особого героизма сводят его жену только к прямой кишке. Нет ничего более наглядного, чем извращения, показывающие, как страх и слабость приводят к непрожитой жизни и к калечащему героизму. Штраус заходит так далеко, что связывает некрофилию со скупостью и инволюционной депрессией как части одной и той же проблемы общего отступления от жизни94. Мы не спорим с этой формулировкой.

В настоящее время, обладая твердым теоретическим пониманием, мы можем легко и почти анекдотично пропустить обсуждение всего спектра психических заболеваний и извращений без особого риска что-то потерять: все они вызваны ужасом человеческого состояния у людей, которые не могут его вынести. Именно в этой точке мы снова обсуждаем извращения как неудавшийся героизм и, наконец, замыкаем круг всей проблемы человеческой природы в ее идеальных измерениях. В конце концов, героизм – суть идеальное. Проблема психических заболеваний, начиная с Кьеркегора и через Шелера, Хокинга, Юнга, Фромма и многих других, неотделима от проблемы идолопоклонства95. В какой космологии можно проявить свой героизм? Если – как мы уже говорили, – даже самый сильный человек должен использовать свой мотив Агапэ, переложить бремя своей жизни на что-то вне себя самого, тогда мы снова подходим к глобальным вопросам: что есть высшая реальность, истинный идеал, действительно большое приключение? Какой героизм нужен, в какой драме, подчиненный какому богу? Исторические религиозные гении утверждают, что быть по-настоящему покорным означает быть покорным высшей силе, истинной бесконечности и абсолюту, а не людям-заменителям, любовникам, лидерам, национальным государствам.

С этой точки зрения проблема психического заболевания заключается в том, что человек не знает, кто какой героизм практикует, или не способен – если уж он узнает – расширить свой героизм за эти ограниченные пределы. Как ни парадоксально это звучит, психические заболевания, таким образом, являются вопросом слабости и глупости. Это отражает незнание того, как человек может удовлетворить свои двойственные онтологические мотивы. Желание утвердиться и подчиниться, в конце концов, довольно нейтрально: мы можем выбрать любой путь, любой объект, любой уровень героизма. Страдания и зло, проистекающие из этих мотивов, являются следствием не природы самих мотивов, а нашей глупости в отношении их удовлетворения. Это более глубокий смысл одной из идей