Шрифт:
Закладка:
Слуги Флориана нескольких убили, двух или трёх раненых связали, Далибор приказал отпереть горящие ворота и гарнизон выбежал помогать молодому пану.
Очистили сразу проезд и вся эта страшная буря разлетелась, прячась где-то в темноте ночи.
Когда Шарый, спешившись, по горящей золе входил в замок, увидел стоящую напротив Домну с младшим ребёнком на руках и мечиком у пояса. Она была бледна, как ангел смерти, улыбнулась этому чуду, которое её спасло неожиданной дланью мужа, одной рукой обняла его шею и – упала.
Прибежавшие женщины взяли её на руки и понесли домой. Флориан шёл за ней. Он молча поцеловал руку старого отца, старшего ребёнка поднял и взял к себе.
Опасаться уже было нечего, но произведённый ущерб его люди должны были немедленно исправлять, потому что от разбойника никогда безопасности не было, а Бук, хоть раненый, ушёл на свою горку.
От связанных пленников, которых позорно бросили в подземелье, осаждённые узнали всё, потому что те, выпрашивая свою жизнь, пана не щадили, проклинали его и рассказывали как долго готовились к тому нападению.
Один из них под угрозой запел даже о Курпе и обещании Журихи, которую сперва хотели схватить, но среди этого замешательства баба, догадываясь, что её может ждать, исчезла.
Грустный и одновременно радостный был этот приезд Шарого домой. Привело его Провидение в самый опасный час.
Когда Домна после обморока открыла глаза и увидела его перед собой, поднялась, прижимаясь к своему защитнику.
Он казался ей чудесно присланным с неба…
Флориан обнял её и прижимающихся к нему детей, которые, как дети, от слёз перешли скоро к великой радости, забыв минутный страх.
Вошёл и старый Далибор, нахмуренный, уставший, едва в состоянии держаться на ногах.
Не говорили между собой – только глядели и благодарили Бога.
Мрачный Флориан думал уже, как сможет обеспечить покой семье, когда сам через несколько дней вынужден будет двинуться обратно.
Нападение этого дня лучше всего доказало, как дерзок был этот сосед и враг, который поджидал минуту, дабы отомстить.
Гарнизон был слишком маленький… Один старец не мог справиться с обороной.
Знал уже Шарый своего противника, что, уйдя живым, каяться не будет, устрашить себя не даст и тем худшую месть запалит. Рассчитывать на то, что он был позорно прогнан и ранен, Флориан не мог.
Остался бы дома для охраны, но обещал воеводе; часть своих людей он оставил в лагере, поэтому должен был вернуться, и то скоро…
Только теперь, когда уже нападающих не было, начали стягиваться люди из деревень и у ворот поднялся шум, потому что хозяин и командующие винили их в умышленном опоздании. Поселенцы отговаривались тем, что в огненных знаках не были уверены, что ночь тёмная и плохие дороги поспешить не позволили.
Для устрашения должны были солтысов посадить в подземелье. Из кучек выбрали паробков для умножения гарнизона, и сам Далибор вышел, чтобы восстановить какой-то порядок.
На скорую руку нужно было поправить ворота и заборы, поэтому сразу взяли из кучки людей с секирами, начали стягивать балки и колоды…
Тем временем Флориан отправил посланца в Лелов своему шурину Леливу, чтобы прибыл на совещание и помощь.
Наступило утро после той страшной туманной хмурой ночи, а здесь на мгновение никто заснуть не мог. Обивать ворота и укреплять замок было первой необходимостью, которую Шарый перед выездом должен был уладить.
Эти кучки, чувствуя свою вину, старались её удвоенным рвением замазать.
Потеряв из группы нападавших убитыми, ранеными и взятыми в плен десяток человек, раненый Никош, побитый ещё ночью, дошёл до своей горки и, опасаясь возмездия, запер ворота, наказав людям стать у валов.
Жертвой его ярости пало то, что дома у порога ему попалось, бил и убивал собственных людей, потом бросился на ложе, истекая кровью и не думая о ранах.
Курп, который стоял в воротах, когда подтянулись беглецы, выскользнул, незамеченный, боясь мести.
Сбежавшую Журиху, когда она утром появилась у ворот, Никош, выбежав из избы, приказал повесить. Люди, не смея её коснуться, потому что боялись ведьмы, дали ей сбежать.
Весь следующий день никто не мог подойти к Буку и добиться от него слова, разгонял и бил людей, кипя бессильной злостью. Вечером, проголодавшийся, он начал пить, и лёг, охваченный каменным сном.
Когда проснулся на другой день, был уже иным – словно протрезвел. Пошёл считать своих людей, спрашивал о тех, которых не стало, и, влезши на валы, посмотрел на Сурдугу, замурчал что-то сам себе, отмыл себе застывшие раны, оделся, вооружился, приказал подать коня и, поставив у ворот стражу, уехал прочь, не говоря куда и на сколько.
В этот же день из Лелова приехал к Флориану шурин в несколько коней, везя с собой двоих родственников из окрестностей, которых у него застало посольство.
Флориан вышел им навстречу с насупленным лицом, вместо приветствия показывая им ворота, угли у них и обломки из выломанных первых ворот.
– Если бы меня сюда чудо какое-то не привело, – сказал он, – я бы уже ни жены, ни детей, ни отца, ни имения не видел, только кучи пепла. Добрый сосед!! Милые братья, – обратился он к Леливе, – вы радеете о сестре и её безопасности… Через день или два я должен ехать к королю, а один Бог знает, когда вернусь и буду ли жив, потому что готовится суровая война.
Если вы мне брат, помогите. С этим человеком, пока он жив, конца не будет…
Лелива поглядывал вокруг, не отвечая, когда один из землевладельцев, которого звали Покрывкой, заговорил:
– Чем тут помочь, как на волка нужно охотиться на этого человека и убить его… одно спасение.
Другой это подтвердил.
– Да, – сказал Лелива, – если бы его можно было схватить, не пожалел бы дуба, а повесил бы разбойника… но нелегко с ним справиться. Сел тут язвой между нами… пожалуй, все на него соберёмся и пойдём облавой.
– Делайте с ним и со мной, – отозвался Флориан, – что хотите, я то одно знаю, что иду на королевскую службу, а отца, жену и детей вам отдаю.
Они посмотрели друг на друга и Покрывка сказал:
– Прежде чем что-то будет, мы должны на Сурдуге отряд солдат справить.
– Хорошо так, – ответил Лелива, – я пришлю людей.
– Я также, – добавил третий.
– Годилось бы
