20 июня 2019 г.

Иеромонах Иоанн (Гуайта)

Прошедшим летом, в июне, в Москве скончался отец Георгий Чистяков, один из виднейших иереев Русской Православной Церкви. Интеллектуал, богослов, историк, филолог и переводчик латинских классиков; специалист по латинскому языку и литературе, превосходный знаток католического христианства; литератор-«борец», ревностный защитник хрупкой российской демократии, публицист с мужественной позицией в оценке как церковной жизни, так и политики современного российского руководства; восхитительный оратор, почитатель Данте, влюбленный в Рим и в Италию; специалист по классической поэзии и современной литературе, прекрасно разбиравшийся также в классической музыке и изобразительном искусстве; ученик отца Александра Меня и духовник для значительной части московской православной интеллигенции, признанный авторитет для многих нецерковных людей из прогрессивной политической оппозиции. Личный друг Иоанна Павла II.

Георгий Петрович Чистяков родился в Москве 4 августа 1953 года. Отец его был математиком, мать – биологом, доцентом Московского университета. В годы учебы Георгий Петрович специализировался на древней истории и классической филологии, окончил МГУ им. Ломоносова. Более десяти лет преподавал греческую и латинскую филологию в различных московских университетах и институтах, одновременно переводя на русский греческих и латинских классиков (Плутарха, Полемона, Павсания, Тита Ливия) и публикуя многочисленные собственные научные работы.

С 1985 года преподавал библеистику, экзегетику, историю христианства и богословие в ряде светских вузов Москвы, Франции и Ирландии. Широта эрудиции, чистота речи, живой нрав, необыкновенная память и большая оригинальность делали его неординарным преподавателем. Многим студентам запомнились прочитанные им курсы, которые были не просто лекциями, а чем-то гораздо большим, в которых слушателям открывались яркие, необычные стороны всемирной культуры, от античной до современной.

Для многих слушателей его лекции становились встречей с Богом. «До Чистякова я подобного ему лектора не встречал, – написал о нем бывший студент Московского физико-технического института. – Его лекции по курсу “Христианство: история и культура” сразу привлекли к себе значительную аудиторию, включавшую не только студентов, но и профессоров нашего вуза. Главное было в том, что он распахнул перед нами, вскормленными на наивном материализме и атеизме советского времени, незнакомый мир Божественного откровения. Он говорил о мистической реальности Божественного присутствия с такой непосредственностью и убежденностью, с таким дерзновением и духовной смелостью, что даже те из нас, кто были настроены очень скептически и цинично, не могли не заразиться его верой».

Георгий Чистяков не так уж много общался с отцом Александром Менем, но считал себя его учеником, и многие увидят в нем одного из главных продолжателей его дела. Открытый, как и Мень, встрече с другими христианскими конфессиями, Чистяков одинаково глубоко знал и столь же сильно любил историю, богословие и литургическую традицию и восточной, и западной Церкви. После кончины отца Александра он подает прошение о рукоположении в священника Русской Православной Церкви; через два года сорокалетний преподаватель университета Георгий Чистяков становится иереем.

Поскольку в те самые годы я преподавал с ним в одном университете, могу свидетельствовать, что для многих коллег и студентов его тогдашнее решение стало настоящим шоком. Во-первых, мы думали, что пастырские обязанности не позволят ему продолжать блестящую интеллектуальную деятельность ученого и преподавателя, а во-вторых, боялись, что нынешнее преобладание консервативных сил в лоне Русской Церкви вынудит его если не пересмотреть, то, по крайней мере, не выражать во всеуслышание свою предельно открытую позицию. «Зарывает свой талант в землю», – так оценивали многие его шаг.

А знавшие его близко задавались вопросом, хватит ли этому утонченному интеллектуалу, самоуглубленному, довольно импульсивному и достаточно слабому здоровьем, сил и, главное, умения, став священником, служить всем, общаться с людьми любого рода, становиться для самых разных людей поддержкой и опорой…

Однако действительность опровергла опасения и сомнения. Приняв сан, отец Георгий не только не перестал преподавать и писать, быть членом правления Российского библейского общества и Международной ассоциации исследований по изучению Отцов Церкви, но удвоил сферу своей ответственности, совместив пастырские труды с плодотворнейшей публицистической деятельностью (в качестве члена редколлегии газеты «Русская мысль» и экуменического радио «София») и с работой заведующего религиозным отделом Библиотеки иностранной литературы. Возникло впечатление, что вместе с рукоположением ему были дарованы и дотоле нежданные физические и психологические силы. Прежний немощный ученый превратился в неколебимую скалу, в которой нашли опору сотни самых непохожих людей.

Что же касается интеллектуальной честности, то он не только продолжал открыто отстаивать те же самые позиции, но делал это теперь с большей авторитетностью, дарованной саном. Отец Георгий мог бы применить к себе слова отца Александра Ельчанинова: «До священства – как о многом я должен был молчать, удерживать себя. Священство для меня – возможность говорить полным голосом».

Георгий Чистяков принял эстафету духовного и интеллектуального наследия отца Александра Меня, продолжив, в том числе самым непосредственным образом, его дело. Священник московского прихода свв. Космы и Дамиана (объединившего вокруг отца Александра Борисова многих учеников Меня), он продолжил и развил то, чему сам отец Александр Мень только дал начало. В первую очередь речь идет о пастырском служении отца Георгия в Детской республиканской клинической больнице Москвы и о его деятельности на посту заведующего отделом религиозной литературы Всероссийской государственной библиотеки иностранной литературы.

Православие как религия традиционная, с богатым и сложным обрядом, именно вследствие этой сложности во всей своей полноте раскрывается больше в монастырях. Мирянин из-за сложности литургического языка, длительности богослужений, трудно исполнимых для жизни в миру предписываемых правил иногда оказывается почти на периферии жизни Церкви. Однако есть в Русской Церкви особая духовная традиция, в которой пастырь, священник, иногда даже монах поворачивается лицом к простому мирянину. Эту традицию отличает большая забота о человеке, погруженном в жизнь общества со всеми ее требованиями и устремлениями. Она предлагает ему не бежать от мира, а стараться принести град Божий в средоточие града человеческого. Среди таких пастырей, тех, кто является носителем этой традиции, можно назвать Нила Сорского, Тихона Задонского и Серафима Саровского, уже в предреволюционные годы – Иоанна Кронштадтского и оптинских старцев. После трагедии 1917 года эта традиция как будто прерывается; однако в советское время она прорастает в московском священнике Алексии Мечёве, который предлагал своим прихожанам создать монастырь в миру. С поразительной яркостью явила она себя сначала в Павле Флоренском, а затем – в Александре Мене. Как богослов и пастырь отец Георгий Чистяков, несомненно, входит в эту традицию.

Этот духовный путь предполагает не только конкретное служение каждому ближнему,