Шрифт:
Закладка:
Но я всё равно почему-то думаю во сне, что батюшку это скорее позабавит, чем обидит. Мне действительно кажется, что он бы не обиделся, а посмеялся бы и, наверное, помолился бы о не злых и не глупых, довольно остроумных и веселых авторах, задорных наивных безбожниках. А посмеялся бы еще и потому, что ему ведь близок был дух 1968 года, не только нашего диссидентского, не только пражского, но и парижского, – он был очень свободный человек. И потому, что он, кажется, вообще любил всё французское – а как на Пасху читал Иоанна по-французски!
И я даже помню, на какой сценке мы остановились. Вотан предлагает сыграть в покер, просит Иисуса снять карту (по-французски – «Coupe!», «обрежь»), а Иисус, по замыслу комикса – обидчивый молодой еврей, всех, кроме папочки и Будды, подозревающий в антисемитизме, говорит: «Думаешь, я не понимаю твоих аллюзий? “Coupe” gna-gna-gna, “Coupe”! Sale goye!»[40]
Собираюсь рассказывать и показывать дальше, ищу следующую страницу – а ее-то и нет: прямо у меня в руках забористый атеистический комикс превращается во что-то абсолютно невинное…
Вот такая история. Наверное, у каждого, кто его хоть немного знал, есть несколько своих, подобных.
Август 2007 г.
Любовь Грацианская
Отец Георгий, Егор был неординарным человеком, абсолютно неординарным священником. И он был неординарным, в высшей степени одаренным ученым. И это было очевидно с самого начала.
Потому что очень рано, еще на первых курсах, он понял, что историю и филологию разорвать нельзя. У него были не просто филологические увлечения, а у него было желание применить знания и способы работы филологические к историческому источнику. Надо сказать, что в нашей стране очень долго представления о любом историческом источнике было четко отринуто от филологии. И поэтому проводить текстологические исследования даже специалисты по античной истории и не очень хотели, и не очень могли. И в этом смысле Егор был одним из первых, кто это понял. До него это поняли еще два человека, работавшие долгое время в секторе Елены Сергеевны Голубцовой, где защищался Егор: покойный Юрий Германович Виноградов и ныне здравствующий Валерий Петрович Яйленко. В отличие от Егора, который знал классические языки, они стали ходить просто на наш курс, на отделение классической филологии филологического факультета. Егор достаточно быстро понял, что в Москве источниковедов как таковых нет. Во всяком случае, их очень мало, и они не особо хотят делиться своими познаниями. И он стал учеником петербургского, тогда ленинградского, ученого с очень интересной судьбой и интересным мировоззрением – Аристида Ивановича Доватура. У него мы с Егором несколько раз встречались: к его удивлению – он увидел меня у Аристида Ивановича, к моему удивлению – я увидела его. Потом мы удивляться перестали.
Теперь относительно его замечательных трудов. «Фукидид и его источники по истории Аттики», несмотря на то что это всего лишь дипломная работа, – законченный замечательный труд. А вот кандидатская работа – это единственная до сих пор работа в таком жанре по Павсанию. Причем я никогда об этом не думала, а где-то лет шесть тому назад у меня была дипломница, которая сравнивала Страбона и Павсания как исторические источники по некоторым городам. И, к удивлению своему, я выяснила, что на русском языке после диссертации Егора работ по Павсанию не прибавилось. Более того, так как опубликовано всё это не было, то я звонила Пете, доставала затертый экземпляр диссертации и тоже перечитала его с большим удовольствием.
Г.П.Чистяков. Москва, 1984 год
Это, конечно, великолепная источниковедческая работа, которая имеет дело с таким неординарным для источниковедения памятником – немного осложненным путеводителем, но очень интересным, с точки зрения источниковедения, не только тем, что этот путеводитель зафиксировал какие-то подробности. Кстати сказать, вся Европа давно уже, весь XX век писала книжки из серии «С Павсанием в кармане туда-то и туда-то», а у нас как-то это не было принято. Но отец Георгий копнул глубже. Он, во-первых, выяснил (причем очень остроумно выяснил), какими источниками пользовался Павсаний. А потом он выяснил (во многих смыслах), какого сорта информация интересовала Павсания, то есть каким образом работал Павсаний: была ли это чисто развлекательная вещь или все-таки у Павсания были иные интересы, научные.
Дело в том, что история с нами обращается очень часто курьезным образом. В частности, от античности целиком или почти целиком сохранились две не самые талантливые вещи: это «Описание Эллады» Павсания и «География» Страбона, которой занимаюсь я (почему мы так с Егором дружны были). Но других трудов, столь всеобъемлющих, столь объемных, использующих так много источников для своего создания, к сожалению, до нас просто не дошло. Они были, но не дошли, а дошли вот эти два. И поэтому всё, что можно сделать из них, вероятно, надо сделать для того, чтобы писать историю не «среднепотолочную», а все-таки основанную на каких-то источниках. И Егор это делал.
Мы редко виделись. Учились на разных факультетах: я на филологическом, он на историческом. Потом какое-то время вместе работали. Он работал в Инязе им. Мориса Тореза, а я там на почасовке была. У Елены Сергеевны Голубцовой он защищался и был с ней в хорошем контакте. А я работала в секторе Владимира Терентьевича Пашуто, который был основателем издания «Свод древнейших источников по древнейшей истории народов Восточной Европы» – текст, перевод и комментарий источников. И отец Георгий с нами сотрудничал тоже достаточно активно, потому что ему это было интересно. Действительно, его научные интересы, к сожалению, – малый том. Но этот малый золотник стоит огромных источниковедческих томов. И я думаю, что к его диссертации по Павсанию будут обращаться еще долго. Потому что не появилось, к сожалению, никаких интересных трудов после труда отца Георгия. И не слышала я, чтобы кто-нибудь Павсанием в научном плане занимался.