Любуюсь всеми без исключения крестьянами: их причудливо разнообразной одеждой, их веселыми живописными группами. Часто можно видеть деревенскую девушку в головном уборе, шитом золотом, в серьгах, с браслетами из блесток etc., видимо, играющую роль первой красавицы в деревне и на зависть своим подругам принимающую дань восхищения. Девушки охотно танцуют, а мужчины, собравшись в кружок, ведут неторопливые разговоры и редко участвуют в деревенских развлечениях. Мне кажется, мужчины в целом красивее женщин, но те и другие превосходят простой ирландский народ[949].

В дневнике Волконской, для которой поездка с отцом в Петербург — чрезвычайное событие ее довольно однообразной и размеренной жизни в Ясной Поляне летом и в Москве зимой, заметно стремление записать все максимально подробно с огромным количеством деталей («для собственной памяти»). Большая часть заметок посвящена подневному описанию пребывания в Петербурге, рассказу о посещении памятных и замечательных мест, а также знакомых семейств. В записях о пути из Москвы в Петербург Тверь и ее окрестности — практически единственное, что показалось Волконской замечательным и достойным описания. Тверь, как и у Вильмонт, связывается прежде всего с Волгой и воспринимается как новый город — («очень регулярно построен и имеет хорошие домы»[950]). Тверь и ее окрестности описываются исключительно в превосходных тонах:

20 числа, позавтракавши, выехали мы часу в седьмом, и я тогда внимательнее рассмотрела Тверь; величественная Волга чрезвычайно украшает ее; и я долго любовалась на сию мать российских рек, которая орошает столько губерний; дворец есть прекрасное строение. <…> доехали мы до Торжка, где остановились и вышли в трактир; комната, в которую нас ввели, была убрана прекрасными картинами[951] (курсив мой. — И. С.).

Такие же превосходные впечатления и от посещения часовни с образом Казанской Божьей Матери, и от Вышнего Волочка, который «представляет издали прекрасный вид и имеет очень красивые домы»[952]. В Едрове же

мы нашли добренькую старушку; она разговаривала с батюшкою, осведомлялась о всех наших обстоятельствах, и казалось, что она от искреннего сердца желала нам добра. — В простых речах ее виден был прямой здравый рассудок, образованный природою. Она казалась очень стара, однако ж была совершенно здорова и отправляла сама все домашние работы. Она стала известна хорошим своим хозяйством и рассказывала нам, что императорская фамилия, проезжая здесь, останавливается у нее; что государь разговаривает с нею и называет ее бабушкою, что она потчивает его блинами и пирогами и что он всякий раз жалует ей по сту рублей; но, примолвила она с простосердечием, не деньги дороги, но то, что я вижу под своею крышкою такова гостя. — В сей день проехали мы 102 версты. <…> Я должна заметить, что по всей дороге в Тверской и Новгородской губерниях одежда крестьян мне очень понравилась[953].

Стиль описания продиктован, конечно, господствующим литературным дискурсом: смесью сентименталистской и классицистической парадигм — большое величаво и прекрасно, малое — прелестно. Как будто сошедшая со страниц сентиментальной повести добренькая старушка довершает картину. Русская провинция (то есть Россия) предстает через призму сентименталистской оптики как страна величественная, прекрасная и добрая. Знаковыми местами регионального значения оказываются Волга, каналы Вышнего Волочка, составляющие общегосударственное достояние и Священный колодец над иконой Казанской Божьей Матери.

Однако этот доминирующий стиль простодушного восхищения и умиления все же не гомогенен. Например, при рассматривании картинок в придорожной гостинице, изображающих четыре стороны света и сопровожденных «приличными стихами», автор отмечает:

О Африке было сделано странное примечание; надпись была следующая: «Африка называется ныне землею чудовищей; но столько заключает в себе людей, что может некогда наводнить целый свет». Как бы сие не было пророчеством!

Далее следуют философствования о переменчивости судьбы народов и континентов, которые довольно самоиронично обрываются словами:

— Чтобы сойти со столь высокого философического рассуждения, я скажу, что мы в Торжке сделали легкий обед, который нам стоил 4 рубли 30 копеек, что покажет здешнюю дороговизну; мы зашли здесь в кожевенную лавку, где было много товаров, но всё очень дорого; батюшка купил для меня сафьянную сумочку и сафьяну на две пары башмаков[954].

В отличие от непритязательных девичьих записей для памяти М. Волконской, текст Александры Ишимовой пишется явно с дидактическими целями. Формально он адресован сестре и ее детям:

Я описываю тебе, милая сестрица, все города, которые мы проезжаем, с такою подробностью, что, я думаю, журнал мой может служить твоим детям вместо географического урока; но это всё делается по твоей просьбе — вспомни и потом извини, если ты соскучишься за длиннотой моих описаний: я стараюсь только исполнить твое желание и доставить тебе и семейству твоему самое верное и подробное описание дороги из Петербурга в Москву[955].

Путевые записи Ишимовой, в отличие от двух предыдущих, наполнены сведениями об истории, цифрами и фактами. Однако интересно, что за эту, чисто информационную, часть путевых заметок «несет ответственность» не сама женщина-автор, а один из ее спутников по путешествию — Николай Дмитриевич. Именно мужчина — источник точных сведений, почерпнутых из авторитетных источников заранее, еще до поездки. Это он «толкует» о важности Вышнего Волочка в том отношении, что он служит «местом соединения двух отдаленнейших морей наших»[956], сообщает «все примечательности дороги»[957], дает сведения об истории Торжка и Твери, с его слов Ишимова рассказывает о местных традициях и обычаях, особенностях местного говора и т. п.

Ты, конечно, догадаешься, милая сестрица, от кого мы узнали все эти интересные подробности; Николай Дмитриевич, я думаю, еще в Петербурге приготовил записку обо всех примечательностях дороги нашей: невозможно, кажется, так верно помнить всё это наизусть. Неудивительно, если у него есть такая записочка: ведь у него есть и табличка, в которой записано, что делать в каждый час дня, и он бывает очень недоволен, если не успеет исполнить чего-нибудь из назначенного по этой табличке[958].

Рассказы всезнающего Николая Дмитриевича познавательны, но, кажется, иногда утомительны:

Не расспрашивай меня о подробностях этого важного для нас водяного сообщения: если ты знаешь, что главная цель этого канала соединить воды Невы с водами Волги — то и этого довольно. Николай Дмитриевич, однако ж, нашел, что этого не совсем довольно, и, подъезжая к Вышнему Волочку, объяснил нам все системы водяных сообщений наших, а приехав туда, тотчас показал нам каналы и шлюзы[959].

То есть Ишимова как просветительница и дидакт считает,