Шрифт:
Закладка:
– Что еще за фигня – борцы за права мужчин?
– Ну, если спросить Кейт из «Тако по вторникам», это шабаш капризных бойких мужчинок, весьма болтливых, ершистых и щепетильных, которые очень переживают из-за дискредитации их привилегий. А по мне, это кучка бездельников с ай-кью ниже плинтуса, которые никак не могут найти себе партнершу и поэтому ненавидят женский род.
Джетро недоверчиво хмыкнул и пожал плечами:
– А почему ты об этом написала? Ну, сценарий такой?
– Я, видишь ли, люблю писать. Гораздо больше, чем играть. Не в пример интереснее записывать диалоги воображаемых людей, звучащие в моей голове… Еще я обожаю кино. А сценарий я написала, чтобы напомнить, сколько в нашей культуре комичного, которое мы привычно не замечаем. Люблю, знаешь, хохмить по делу, потому что шуткой можно привлечь больше сердец и умов и добиться куда более заметных результатов, чем продуманным и обоснованным письмом в редакцию. Ведь большинство «женских» слов имеют негативную коннотацию или снисходительный подтекст. Взять хоть штамп «работающая мамаша». При этом никто не скажет «работающий папаша»! Почему мы так говорим? Неужели женщинам и без того легко приходится?
– А вот в «пышке» нет ничего плохого, – возразил Джетро. Его взгляд скользнул к моей груди, тут же вернувшись к глазам. Извинений я не услышала.
Разумеется, я не упустила случая его поддеть.
– Ты только что глядел на мою грудь, говоря «пышка»?
– Да, – кивнул Джетро. В его теплом взгляде читалась игривость.
– Почему ты это сделал?
– Потому что это слово точно передает, что у тебя есть по этой части. Точно так же как слово «умная» объясняет, что у тебя здесь, – он постучал пальцем по макушке, – а слово «красивая» описывает тебя целиком.
Я не сдержала широкой улыбки:
– Какой ты милый.
– Да. Но порой… – его взгляд снова опустился, на этот раз описав медленную дугу от моих туфель до медальона у меня на шее, согревая по пути каждый дюйм моего тела, пока наконец не встретился с моими глазами, – порой я бываю очень-очень плохим.
* * *
После ужина мы ехали к Джетро домой, наслаждаясь обществом друг друга, когда позвонила Марта.
Ее имя, высветившееся на экране, показалось мне ведром ледяной воды, вылитым на прекрасный вечер. Я смотрела на телефон и колебалась, ответить или нет.
– Что случилось?
Я поглядела на Джетро. Он явно что-то почувствовал и встревожился.
– А, это моя сестра, – я сбросила звонок. – Я с ней позже поговорю.
– Которая?
– Марта.
– Твой менеджер?
– Она самая. – Я с трудом сглотнула, соображая, когда рассказывать Джетро о нашем с Мартой споре в Лос-Анджелесе. С прошлого месяца мы с сестрой переписывались по электронке или обменивались сообщениями исключительно по деловым вопросам. Сейчас Марта звонила впервые после той встречи. Не успела я ничего решить, как она позвонила снова.
– Лучше ответь, – Джетро кивнул на телефон. – Вдруг что-то важное.
– Пока такого не бывало, – проворчала я, но ответила: – Алло?
– Сиенна, – сказала Марта в качестве приветствия с самой урезонивающей интонацией («Ну-ну, Сиенна, не пыли, успокойся»).
– Марта, – передразнила я ее интонацию. Сама «ну-ну, не пыли».
Сестрица такого явно не ожидала, потому что заговорила только через несколько секунд, а в продолжение паузы я расслышала, как она кашлянула и скрипнула креслом. Значит, она на работе. Даже с учетом разницы во времени Марта что-то припозднилась в офисе.
– Я звоню насчет сценария о Сокрушительнице и лондонской премьеры.
Я поморщилась, начисто забыв про премьеру. Уже во второй раз. Когда эта чертова премьера-то у нас? В августе?
– На какой стадии у тебя сценарий? Барнаби утром звонил, спрашивал, как продвигается.
Я сморщилась сильнее, потому что почти не думала о сценарии с тех пор, как меня отказались считать кандидаткой на эту роль.
– Сиенна?
– Да, я слушаю.
– Я что-нибудь могу сказать Барнаби?
– Пока нет.
Она вздохнула – в ее сопении слышались разочарование и раздражение, но сказала:
– Хорошо.
– Я обдумываю сюжетные ходы, – защищалась я.
На меня это не походило, о чем Марта знала. Я срывала сроки, что абсолютно непрофессионально. Я всегда дописываю сценарий либо официально отказываюсь над ним работать. Я могла сослаться на творческий кризис, но Марта меня слишком хорошо знала.
– А Лондон? Мне связаться с командой Тома?
– Почему с командой Тома?
Джетро поерзал на сиденье, и я невольно взглянула на него. Он смотрел на темную дорогу перед нами, но я чувствовала, что ему не понравилось упоминание о моем звездном коллеге.
– Ну, тебе же придется с кем-то туда пойти, а Том твой самый недавний…
– Нет, – перебила я, – Том мне не давний, не недавний, не самый. – И тут, повинуясь непонятному порыву, я сказала: – Я приду с Джетро.
Джетро сразу же поглядел на меня, вопросительно приподняв брови. Я одними губами произнесла: «Подожди».
В трубке снова наступило молчание и послышался скрип. Надо будет прислать Марте флакон универсальной смазки для ее кресла.
– Ты считаешь, это хорошая идея?
– Да.
Сестрица фыркнула:
– Ладно, забудь наш разговор в Лос-Анджелесе, забудь мое мнение, что ты делаешь огромную ошибку, закрутив с этим типом. Забудь все это на минуту и подумай вот о чем. Господи, неужели я говорю это вслух… Короче, если ты придешь на светское мероприятие с лесничим…
– Джетро. Его зовут Джетро.
Марта не дала себя перебить:
– Тогда о вас узнает весь мир. Жизнь этого рейнджера никогда не будет прежней. Люди начнут копаться в его прошлом. Блогеры и желтые сайты разберут его по косточкам. Его лицо будет мелькать на обложках журналов, на первых полосах газет, его примутся фотографировать на работе и везде, куда он придет. Он превратится в объект всеобщего внимания. Ты действительно этого хочешь? А ему это нужно, ты спросила?
Я задержала дыхание.
Вот черт…
Да, теперь Марта меня подловила.
Прикусив губу, я попыталась возразить, но ничего не придумала.
– Не знаю, – признала я с упавшим сердцем. Я была так занята Джетро и жизнью в нашем невидимом коконе, в идеальном пузырьке, который мы создали для себя, что не подумала о последствиях открытого признания нашего союза.
– До премьеры неделя.
– Хорошо.